Как пал Воитель. Подтекст и символизм давинитского ритуала

Змеиное логово

Минувший стрим по Лунным Волкам мы закончили на кампании против Интерексов, когда усилиями Четвёрки Империум не смог заключить союз, практически гарантировавший ему защиту от Хаоса. Защиту достаточную, чтобы не допустить Ереси Хоруса. По крайней мере, в том виде, в каком она нам известна.

После 63-19 и Убийцы столкновение с Интерексами стало третьей стратегической ошибкой Луперкаля в должности Воителя. И хотя на Ксенобии Хорус не имел ни малейшего представления об истинной подоплёке событий, он, тем не менее, будучи мудрым и прозорливым военачальником, догадывался: что-то пошло не так. Примарх понимал, что все три кампании можно и нужно было завершить иначе. Однако стараниями Ложных Богов у него просто не было для этого возможностей.

Что примечательно, именно после истребления Интерексов Шестнадцатый был переименовал из Лунных Волков в Сынов Хоруса. Соответствующий приказ Луперкаль отдал по предложению Сангвиния. Фактически так легион за глаза называли уже давно, но одно дело – пусть даже общепринятое, но не более чем прозвище, и совсем другое – официальная смена названия и геральдических цветов.

Доспехи легионеров перекрасили из светлого «лунного» в мрачный цвет морской волны (или змеиной чешуи?) с доминирующим тёмно-зелёным тоном. Вместо стилизованной волчьей головы на фоне лунного серпа стало использоваться так называемое Око Хоруса, символизирующее абсолютную власть Воителя и его неусыпный надзор за исполнением священного плана Императора. Рапор Империалис и молнии остались только у нескольких ветеранов-терранцев, тогда как большая часть легиона начала украшать свою броню хтонийской символикой вроде Знака Змеи, который на Хтонии обозначал вождя, а теперь стал эмблемой легионной элиты.

Казалось бы, изменились цвета, да имя на знамени легиона, ничего больше. Но в мире Вархаммера имя – это всё, отражение самой сути. Имя дарует власть и определяет путь. Именно поэтому демоны хранят свои имена в тайне, чтобы псайкеры и колдуны не могли получить над ними контроль. По той же причине наиболее искушённые адепты псионического искусства часто называются другими именами.

Тут особенно примечателен финал истории Хавсера и Бьёрна из «Сожжения Просперо» Дэна Абнетта. Да и в целом, именно в арке Космических Волков периода Ереси лучше всего раскрыта идея эзотеричности имён. Конечно, это не случайность, ведь в скандинавской культуре имя человека играло важную роль. Его скрывали от тех, кому не доверяли. Торговцы, путешествующие в другие регионы, нередко назывались особыми именами. Абсолютным рекордсменом в этом смысле выступает Один, Владыка Асгарда. Только в «Старшей Эдде» упоминается 54 его имени, но если учитывать другие источники, то у Хрофта / Гримнира / Хельблинди имён было от 150 до 200. Но это тема для другого разговора.

Итак, переименование легиона и смена геральдики если не предопределили его будущее, то без сомнения стали символическим прологом к грядущим событиям. На прошлом стриме я подробно рассказывал о том, как в мире Вархаммера работает симпатическая магия и почему для Четвёрки так важно соблюдение ритуалистики. Новое имя Шестнадцатого легиона вскрыло единственную брешь в защите Воителя, которую Ложные Боги подтачивали ещё со времён 63-19. И одновременно это событие стало началом конца, первым шагом к падению Луперкаля, которого можно было сломить лишь через его нереализованные амбиции, доведённые до крайности, как и в случае с самим Императором.

Однако всё началось не на Ксенобии, и вообще не в системах Интерексов. После той кампании Эреб принёс Воителю скорбную весть. Оказалось, что система Давина, в прошлом победоносно приведённая к Согласию Лунными Волками и Несущими Слово, в действительности не собиралась присоединяться к Империуму. Мы уже говорили об этом на первом стриме про Шестнадцатый легион – змеиная ложа вышла из тени практически сразу, как только флот шестьдесят третьей Экспедиции покинул систему.

О змеиной ложе стоит сказать особо. Никто не знает, когда она появилась, но известно, что основы культа возникли задолго до того, как на Давин пришло человечество. То есть раньше систему населяла другая раса и именно она начала поклоняться Нурглу под именем Сейтан (вероятно, видоизменённое имя Сатаны, первого падшего ангела в христианской мифологии). Мы не знаем, как и когда терранцы, заселившие Давин в период Золотого Века, узнали о культе.

Так или иначе, во время Долгой Ночи цивилизация здесь деградировала до статуса Дикого Мира. Люди застряли в условном средневековье, потеряв все технологические блага, привезённые с Терры. В этот период змеиная ложа распространилась по всей планете, став краеугольным камнем не только давинисткой религии, но и местной культуры в целом.

Когда во время Великого крестового похода на Давин пришли имперцы, давиниты сражались под знаменем Храма Змеи, и сражались доблестно, что было отмечено самим Хорусом. Луперкаль тогда позволил Давину сохранить воинские касты, но обязал их отказаться от всякой религиозности.

Лунные Волки не понимали, что для давинитов значит их вера. Зато это понимали воины Пепельного Круга легиона Несущих Слово, которым было поручено искоренить змеиный культ. К тому моменту Семнадцатый уже служил отнюдь не Императору, поэтому Пепельный Круг не только не тронул давинитский культ, но напротив – подстегнул его в развитии, обменявшись с местными жрецами знаниями о природе Хаоса.

Центром культа являлся город-храм Дельфос (явная отсылка к Дельфам, древнегреческому религиозному центру, чьи мистики и оракулы были известны в не меньшей степени, чем легендарные провидицы Пифоса). Дельфос стоял посреди огромного кратера, который в свою очередь располагался на дне широкой долины, и добраться до него можно было только по каменной дамбе, вдоль которой выстроились полуразрушенные статуи монархов, правивших Давином тысячи лет назад.

Дельфос имел форму восьмиугольного бастиона, в каждой вершине которого располагалась высокая башня с жаровней. Вряд ли это должно нас удивить, учитывая, что в мире Вархаммера восьмёрка – священное число Богов Хаоса, указывающее на двойственную ипостась каждого из них, которые сменяют друг друга в бесконечном цикле созидания и разрушения.

Любопытно отметить, что главный зал Дельфоса отделялся от остальной части храма большими бронзовыми воротами с изображением исполинского дерева. В орнаменте на воротах присутствовало множество змей, причём две самые большие змеи обвивались вокруг дерева и друг друга. Впервые увидев ворота, Гарвель Локен сравнил изображение на них с символом апотекариев – кадуцием.

С происхождением кадуция (он же – керикион) связан древнегреческий миф, согласно которому Аполлон (солярное божество) подарил Гермесу (вестник богов) свой жезл в знак дружбы. Желая проверить волшебные свойства жезла, Гермес воткнул его в землю меж двух сражающихся змей и те сразу прекратили борьбу, обвив жезл. Гермесу так понравился образ, что он обездвижил змей, сделав композицию своим отличительным символом. В дальнейшем Гермес использовал этот жезл, чтобы направлять души мёртвых, когда играл роль психопомпа.

Гермес также являлся богом дипломатии и торговых сделок, так что образ примирившихся змей пришёлся кстати. Однако в случае с давинитским храмом мы видим явную насмешку над древним сакральным знаком. Боги Хаоса таким образом проводят очередной ритуал, утверждая собственное превосходство как над любыми человеческими иллюзиями, так и над самой возможностью мирного существования.

С другой стороны, образ змея на дереве хорошо известен в христианской мифологии как символ искушения и одновременно падения человека. Почему же у богов Вархаммера две змеи, а не одна? Потому что, как я уже отметил, их природа двойственна, и такая параллель безупречно вписывается в космогонию рассматриваемой нами художественной вселенной.

Кроме прочего, у давинитского дерева была ещё одна отличительная черта – три корня, которые спускались в водоём. Очевидно, это отсылка к образу Иггдрасиля – Мирового Древа из скандинавской мифологии, у которого тоже было три корня. Корни эти назывались Урд («судьба»), Верданди («становление») и Скульд («долг»). Часто при интерпретации этого мифологического образа используют концепцию триединства времён – прошлого, настоящего и будущего. Это банальный взгляд, затрагивающий лишь малую часть скрытого символизма триады Урд-Верданди-Скульд, но и он имеет право на существование.

Очевидно, три корня давинитского дерева служат здесь той же цели, что и керикион. Боги Хаоса таким образом в очередной раз задействуют симпатическую магию, определяя свою власть над временем и событиями, как минувшими, так и грядущими.

Ну, и конечно главный образ – собственно змея. В Древней Греции змея являлась одновременно символом мудрости и изменчивости (двойственности, лжи). Люди благоговели перед этим таинственными созданиями, живущими в глубоких тёмных норах, связывая их с хтоническими реалиями, полными сакральности и опасности. К примеру, змея присутствовала в символизме Гекаты, богини-ведьмы, владычицы ночных кошмаров, и в тоже время являлась эмблемой Асклепия, бога врачевания и знаний.

При этом образ змеи был широко распространён не только в греческой культуре. В том или ином виде змею обожествляли практически все древние народы – от Вавилона до цивилизаций Мезоамерики. А где-то змея даже играла центральную роль. Например, во главе минойского пантеона стояла Асасара – богиня-змея, повелевающая миром живых и миром мёртвых.

Таким образом, нет ничего удивительного в том, что Боги Хаоса избрали змею в качестве символа давинитского культа, которому в буквальном смысле было предначертано изменить судьбу галактики. Так Четвёрка с одной стороны использовала хорошо знакомый, можно даже сказать – привычный человечеству мистический образ, который едва ли привлёк бы лишнее внимание, с лёгкостью вписавшись в любую оккультную парадигму. И вместе с тем змея как архетип воплотила в себе два принципа, которые лежат в основе извечной игры Тёмных Богов – это контроль и предательство.

Участь обречённых

Храм Змеи на Давине готовился шесть десятилетий. На самом деле, культисты были готовы едва ли не в самом начале, но прежде Четвёрке нужно было подточить психику Хоруса, ослабить барьеры его воли. Орудием Лживых Богов послужили вышеупомянутые кампании – 63-19, Убийца, затем Интерексы. А потом, как я уже отметил, вернувшийся Эреб принёс на флагман Воителя недобрые вести.

Капеллан рассказал, что когда шестьдесят лет назад флоты Лунных Волков и Несущих Слово покинули Давин, племена безымянной луны тут же подняли восстание против имперской власти на мире-прим. Тогда Эуган Темба, оставленный Хорусом в качестве Планетарного Губернатора, повёл свои войска к луне. Но вместо того, чтобы покарать сепаратистов, он присоединился к ним и стал служить таинственному лидеру восставших.

В изложении Эреба ложь тонко переплелась с правдой, так что Хорус при всём желании не мог отличить одно от другого. Так всегда поступают последователи Четвёрки – они лгут лишь отчасти, но – в самом важном. Ведь капеллан не рассказал о том, как и почему Темба присоединился к сепаратистам. И тут нужно пару слов сказать о ставленнике Воителя.

Эуган Темба служил в Шестьдесят третьем Экспедиционном флоте с момента его формирования. Он был одним из наиболее именитых военных лидеров Имперской Армии, Хорус ценил его за мужество и стратегическое мастерство. Более того, отношения между Тембой и Воителем даже можно было назвать дружескими (по словам самого Воителя). Вот почему Луперкаль назначал Эугана Планетарным Губернатором Давина.

Во-первых, планета имела важное стратегическое значение, и её должен был оберегать опытный военный. Во-вторых, тогда Лунные Волки провели яркую, во всех смыслах эталонную кампанию, которой по праву гордились. Шестнадцатый особо выделял эту миссию, так как она была восьмой (снова это число…) после воссоединения примарха со своим легионом, то есть – одной из первых, и, возможно, первой по масштабу за тот период времени.

Хорус считал, что выдающаяся победа должна иметь выдающиеся последствия. А потому управлять покорённым миром будет признанный лидер, в равной степени преданный лично ему и Имперским Истинам. Эуган Темба идеально подходил на эту роль, вот только он был не менее амбициозен, чем его командир и внезапное назначение расценил скорее как ссылку, а вовсе не как великую честь. Это и стало брешью в его броне.

Эуган просил Хоруса отметить приказ. Он не хотел оставаться на Давине, желая продолжить участие в Великом крестовом походе. Но Луперкаль отмахнулся от слов своего друга. Он посчитал, что Темба просто пока не понимает, что это действительно важное назначение и знак большого доверия.

О последующих событиях Эреб сказал правду – едва экспедиционные флоты Астартес покинули систему, на луне Давина вспыхнуло восстание. Эуган тут же повёл на луну войска, однако то была по большей части демонстрация силы – в действительности Темба не собирался ни с кем воевать. Будучи мудрым лидером, он намеревался решить вопрос дипломатически, хотя, конечно, по необходимости был готов и на крайние меры.

Однако он не был готов к тому, с чем столкнулся на безымянной луне. Едва войска высадились, их захлестнула Чума Нургла. Одновременно ядовитое колдовство поразило флот Эугана, включая овеянный легендами флагман «Слава Терры». Крейсер и его эскорт рухнули на поверхность луны. Все воины Иогана погибли, переродившись в Чумных Зомби.

Относительно судьбы самого Тембы Эреб тоже почти не соврал. Используя уязвлённую гордость командующего, сам Нургл совратил ветерана и впустил в его тело часть собственной сущности. Шесть десятилетий армия бесконечно гниющих мертвецов ждала своего часа. А затем, в неизвестный момент времени перед прибытием Сынов Хоруса, луну посетил Эреб, который передал перерождённому Тембе анафем, украденный им у Интерексов. Таким образом, кровопролитная кампания, начавшаяся на Ксенобии, имела для Империума куда более масштабные последствия, чем можно было предположить изначально.

О причинах предательства Тембы Эреб тоже не погрешил против истины. Капеллан упомянул колдовство, которое использовали восставшие. Однако Луперкаль и его воины пропустили этот факт мимо ушей. Оно и понятно, ведь в их мире ещё не существовало никакой магии. На прошлом стриме я подробно рассказывал о том, как Хорус относился к подобным вещам (отсылаю к его диалогам с Локеном после Шепчущих Вершин).

Если кратко, то Луперкаль считал, что манипуляции с врапом, как их не называй, непонятны и опасны, а потому, раз того пожелал Император, решение подобных вопросов стоит оставить Повелителю Человечества. Тогда как Легионес Астартес и Имперской Армии надлежит сосредоточиться на устранении сугубо материальных угроз, которые можно проанализировать, рассчитать и устранить известными им средствами.

У Хоруса не было причин сомневаться в словах Эреба, подкреплённых соответствующими записями и донесениями. И хотя капеллан предложил послать на эту миссию кого-то из приближённых Луперкаля, Воитель заявил, что лично усмирит давинитов, ибо их внезапное и вероломное восстание – это удар по его собственной чести и чести его легиона.

Кроме того, не будем забывать, что Хорус сильно переживал после событий на Убийце и истребления Интерексов. Его моральный дух едва держался, и Четвёрка спланировала всё с безупречной точностью – проклятый удар был нанесён ровно в тот момент, когда Воитель оказался наиболее уязвим.

Что интересно, в этот же самый момент, когда план, а точнее – ритуал, проводимый Ложными Богами, вступает в решающую фазу, каким-то непостижимым образом активизируются и противоборствующие ей силы. Гарвель Локен, не понимая почему, начинает сомневаться в Эребе, хотя реальных причин тому нет. Эреб – уважаемый и опытный воин, мудрый наставник для воинов и личный советник Луперкаля. Но Локен никак не мог выбросить из головы разговор с интерексом Митрасом Туллом, который пытался рассказать имперцу правду о Хаосе.

– Тулл говорил, что Имматериум, так он называл варп, является источником всякой магии и колдовства.

– Магии и колдовства? – рассмеялся Эреб. – Друг мой, он тебе солгал, что не удивительно. Ведь он был интерексом, а они по своей воле связались с ксеносами, и следовательно, стали нашими врагами. Ты же знаешь, что нельзя доверять словам врага. В конце концов, разве интерексы не выдвинули против нас ложное обвинение в краже одного из клинков кинебрахов из Зала Оружия?

Локен ничего не ответил, но братские чувства по отношению к боевым товарищам внезапно пришли в несоответствие с его ощущениями. Всё, что говорил Эреб, подтверждало давно укоренившееся в нём отрицание магии, духов и демонов. И всё же Локен не мог игнорировать внутренний голос, который всё твердил: Эреб лжёт, и угроза Хаоса ужасающе реальна.

Митрас Тулл внезапно обернулся его врагом, а Эреб был братом Астартес, и Локен с изумлением сознавал, что скорее готов поверить воину из племени, что стало врагом Империума.

– Такого Хаоса, о котором ты мне рассказал, не существует,– заверил его Эреб. Локен кивнул, соглашаясь, но тотчас вспомнил: никто, даже интерекс, не говорил ему о том, какое именно оружие было украдено в ту ночь.

Позже во время разговора с морнивальцами в случайно брошенном слове Локена проскользнёт ещё одно откровение, куда более пугающее. Он мимолётно предположит, что если восстало подразделение Имперской Армии, то могут восстать и Астартес. Разумеется, капитан тут же отмёл эту мысль, в том числе потому, что Торгаддон, Аксиманд и Абаддон посмеялись над ним, посчитав подобное попросту невозможным. Однако же, откровение было явлено, но Гарвель не понял его (точно так же, как своё откровение долгое время не понимал Натаниэль Гарро).

Вот только сомнения капитана уже ничего не могли изменить ни для него самого, ни для Хоруса, ни для Империума. Ибо Эреб давно и хорошо играл в эту игру, и за ними стояли слишком могучие силы, чтобы Гарвель Локен, верный сын Терры и Человечества, имел возможность как-то повлиять на происходящее.

Что касается Хоруса, он оставался собой – человеком, который даже будучи обуян яростью от неожиданного предательства старого друга, не желал резни, всеми силами противился ей. Но понимал, что кровопролития в этот раз не избежать. А ещё – труды Четвёрки к тому моменту уже дали первые всходы. Всё это хорошо видно в коротком диалоге между Луперкалем и Петронеллой Вивар, которая вскоре станет его личным летописцем. Вот небольшой фрагмент их беседы, произошедшей непосредственно перед высадкой на луну Давина.

– Я чувствую, что это моё призвание, господин, – заговорила она. – Моё предназначение. Я должна запечатлеть эти великие деяния, сохранить для потомков величие праведной войны – её героизм, опасность, ярость битвы. Я хочу…

– Девочка, ты когда-нибудь видела настоящее сражение? – неожиданно спросил её Хорус.

– Пожалуй, нет, – призналась она, и от обращения «девочка» на её щеках вспыхнул сердитый румянец.

– Я так и думал, – сказал Хорус. – Только тот, кто не держал в руках оружия, кто не убивал, не слышал криков умирающих, может так пафосно требовать крови, отмщения, истребления врагов и прочего. Вы этого хотите, мисс Вивар? Это ваше «предназначение»?

– Если такова война, то да, – твёрдо ответила она. – Я хочу увидеть всё. Увидеть и запечатлеть величие Хоруса для будущих поколений.

– Величие Хоруса, – повторил Воитель, явно наслаждаясь звучанием этих слов.

Неотразимый удар

Едва Сыны Хоруса вошли в атмосферу луны, в вокс ворвался странный голос, который даже у Астартес вызывал нечто вроде суеверного страха. Локену сразу вспомнилось, что точно так же начиналась миссия в Шепчущих Вершинах. Однако Луперкаль не придал этому значения, он приказал определить источник передачи и направил воинов к нему.

Спутник Давина изначально имел те же климатические условия, что и его материнская планета, то есть был сухим и жарким. Однако теперь всю его поверхность покрывали сумеречные топи, поросшие деревьями, которые гнили изнутри.

Вскоре легионеров атаковали чумные зомби, бывшие воины из корпуса Эугана Тембы. Во время битвы Люк Сэдире спасает Локена, а Маггард, наёмный телохранитель Петронеллы Вивар, с лёгкостью убивает зомби своим мечом. Оказывается, что это некий кирлианский клинок, выкованный ещё на Старой Земле и по легенде он способен отделить душу от тела.

К сожалению, кроме романа «Лживые боги» Грэма Макнилла кирлианское оружие больше нигде не упоминается. Однако очевидной предтечей этого образа выступают мифические клинки, которые обладали точно такими же свойствами, как и меч Маггарда. Например, Танатос, ангел смерти с железным сердцем из греческой мифологии, владел мечом, который мог разрубать связь между душой и телом человека. Считалось, что именно так Танатос забирает в мир мёртвых тех, чья нить судьбы подходит к концу.

Название оружия, возможно, является отсылкой к Кирлиановскому Эффекту. Это коронный барьерный разряд в газе. Фактически эффект открыл Яков Наркевич-Йодко, хотя ещё до него подобные эксперименты проводил Николо Тесла. Однако запатентовал его Семён Кирилиан, именем которого и был назван эффект. Как это всё связано с Битвой на луне Давина? А так, что Кирлиановский Эффект долгое время использовался в сельском хозяйстве для того, чтобы отличать здоровые семена растений от тех, что поражены болезнями и не взойдут. Учитывая, что Сыны Хоруса на луне столкнулись с Нурглом, отсылка выглядит может и надуманно, но уместно.

Так или иначе, легионеры во главе со своим примархом находят «Славу Терры». Гарвель, повинуясь чувству, которое он сам не понимает, пытается остановить Воителя, решившего лично взойти на изуродованный флагман.

– Мой господин, морнивальцы готовы сделать это вместо вас, – сказал Локен. – Теперь мы несём ответственность за вашу честь.

– Неужели ты считаешь, что мои плечи слишком слабы для такой ноши? – возмутился Хорус, и капитан с изумлением отметил неподдельный гнев, сверкнувший в его взоре.

– Нет, господин, я только хотел сказать, что вам не обязательно нести это бремя в одиночку.

Хорус рассмеялся и снял возникшее напряжение. Казалось, он уже забыл о своём недовольстве.

– Сын мой, ты прав. Но дни моей славы отнюдь не сочтены, и я надеюсь завоевать ещё немало лавровых венков. – Воитель снова решительно зашагал вперёд. – Заполни мои слова, Гарвель Локен. Всё, что до сих пор было достигнуто в этом Великом Походе, померкнет в сравнении с тем, что мне ещё предстоит совершить.

И ведь Луперкаль не ошибся, хотя в итоге всё сложилось диаметрально противоположно его желаниям. Однако я привёл этот эпизод в первую очередь потому, что здесь мы видим, как Хаос постепенно начинает влиять на Хоруса. Обратите внимание – Локен удивляется, увидев в глазах отца искренний гнев. Луперкаль всегда отличался выдающимся самоконтролем, а здесь, пусть на миг, он поддался эмоции, которой морнивалец никогда раньше не замечал за своим генетическим предком.

В какой-то момент чумным зомби удаётся отрезать Хоруса от его воинов. Луперкаль в одиночестве пробирается через флагман, уничтожая врагов сотнями. Что примечательно – сражается он не Крушителем Миров, а Золотым Мечом.

Наконец, Воитель встречает Эугана Тембу. Ветеран сохранил узнаваемый облик, хотя его тело несло следы разложения и распространяло вокруг себя неестественный мертвенный свет. Луперкаля это не удивило.

Хорус понял, что в гниющей оболочке уже ничего не осталось от его бывшего друга. Он вспомнил рассказ Локена о случившемся в горах 63-19, его ужас при виде бывшего друга, ставшего добычей варпа. Воителю было известно о мелкой стычке между Джубалом и Локеном, и теперь стало ясно, что именно эта неприязнь, не представлявшая собой ничего серьёзного, оказалась той трещиной в защите Джубала, через которую Имматериум сумел его одолеть. Так какая же трещина нашлась в броне Тембы? Гордыня, амбиции, ревность?

На прошлом стриме про Лунных Волков я уже обращал ваше внимание на то, что Хорус имел определённые знания о природе варпа. Точнее – о том, как варп может воздействовать на людей. Однако Луперкаль не имел никакого желания разбираться в метафизических хитросплетениях многогранной природы Имматериума. Император сказал, что это не их, примархов, дело, и Хорус беспрекословно подчинился.

Однако Воитель, десятилетиями сражаясь на фронтах Великого крестового похода, не мог не сталкиваться с проявлениями варпа. В разговоре с Локеном из «Возвышения Хоруса» Дэна Абнетта он упоминает навигаторов и астропатов, которые меняются под воздействием эмпиреев. Но что интереснее – в случае с Шепчущими Вершинами Воитель точно определил источник угрозы. Он понял (или уже давно знал), что варп (а точнее – Хаос) может извратить человеческую душу, но только если отыщет слабину в барьере его воли.

Хорус понимал, что так случилось с Джубалом. Теперь он видел перед собой Тембу, с которым произошло то же самое. Тем не менее, Луперкаль не имел представления о том, как противостоять такой угрозе.

Темба напал не сразу. Сначала Нургл через него попытался совратить Хоруса. И хотя Дедушка очевидно знал, что эта попытка обречена, он не мог не попытаться. Возможно, в том числе для того, чтобы понять – в каком состоянии сейчас Воитель и сколь крепка его воля. Готов ли он.

– Во вражде нет смысла, – сказал Темба. – Ты даже не представляешь себе могущество варпа, друг мой. Мы никогда прежде такого не видели.

– Это стихийная и неконтролируемая сила, – ответил Хорус. – А потому на неё нельзя положиться.

– Стихийная? Возможно, но не только, – возразил Темба. – Она полна жизни, амбиций и желаний. Ты считаешь варп энергией, которую кто-то может использовать в своих интересах, но ты даже представить себе не можешь скрытых в нём возможностей править, контролировать и властвовать.

– У меня нет таких желаний, – сказал Хорус.

– Ты лжёшь, – хихикнул Темба. – Я вижу это в твоих глазах, друг мой. В тебе живут великие амбиции. Не бойся их. Поддайся своим тайным желаниям, и мы не будем врагами, а станем союзниками на пути, который приведёт нас к господству над галактикой.

– У галактики уже есть правитель. И это наш Император.

Начался бой. Хорус хорошо знал Эугана, который никогда не был великим мечником. Но тот, кто сейчас стоял перед ним, владел клинком в совершенстве, он даже мог составить конкуренцию примарху. Однако Луперкаль быстро понял, что источником силы преображённого Тембы выступает вовсе не его умирающее тело, а его странный меч.

Позже мы узнаем, что анафем, созданный кинебрахами, познавшими запретные глубины Хаоса, обладает одним уникальным свойством. Если ему назвать имя противника, то даже незначительная рана гарантировано убьёт его, пусть и не сразу. Разумеется, перед началом поединка с Хорусом преображённый Темба назвал имя своего бывшего друга, и в тот же момент предопределил судьбу галактики.

Анафем всегда наносит удар названной жертве, без исключений, это относится даже к высшим демонам и примархам. К слову, шесть лет спустя, перед Битвой за Калт Эреб в ходе тёмного ритуала разделит анафем на восемь осколков и выкует из каждого из нож-атам. Ножи эти сохранят уникальные возможности исходного оружия. Один из таких атамов в итоге попадёт к Перссону, который, пожертвовав собой, передаст его Императору. Именно с помощью атама Повелитель Человечества сразит Первонайденного. Что весьма иронично, ведь получается – Хоруса-предателя остановило то же оружие, которое его и создало.

Но вернёмся на луну Давина. В какой-то момент Хорус увидел, что на самом деле стало с его бывшим другом. Толи в нём начал пробуждаться пси-потенциал, толи (что вероятнее) Нургл намеренно показал ему душу Тембы, чтобы ослабить Воителя, вызвав на эмоции. А может, верны оба эти утверждения.

Едва различимый силуэт кричащего мужчины с прижатыми к ушам ладонями и искажённым от ужаса лицом.

В этот момент Луперкаль осознал – то была всецело его вина. Ему нужно было выслушать Тембу, попытаться понять своего друга, прежде чем назначать его Планетарным Губернатором Давина. Осознание причастности к трагической судьбе Эугана ещё больше ослабило барьер воли Хоруса, так что план Дедушки удался, а Четвёрка в целом стала на шаг ближе к апофеозу своего ритуала.

В действительности, результат поединка был известен задолго до его начала. Даже обладая благословением Нургла, Эуган Темба не мог одолеть Хоруса в бою. Но сил, дарованных Нурглом и анафемом, оказалось достаточно, чтобы ранить Луперкаля в плечо. В свою очередь Воитель нанёс противнику смертельный удар и перед самой гибелью душа Тембы освободилась от тёмного колдовства (разумеется, лишь потому, что Дедушка позволил это).

– Что я наделал, – прошептал Эуган.

Гнев Хоруса мгновенно прошёл, и он опустился на колени рядом с умирающим человеком, другом.

Прерывистые рыдания и судороги агонии сотрясали тело Эугана. Из последних сил он смог поднять руку и дотронуться до доспехов Хоруса.

– Прости меня, мой друг, – сказал Темба. – Я не знал. Никто из нас не знал.

– Помолчи, – успокоил его Хорус. – Это был варп.

– Нет, нет… Мне так жаль, – рыдал Темба, его глаза постепенно тускнели в преддверии приближающейся смерти. – Они показали нам, чего можно достичь с его могуществом. Я заглянул в бездну. Я увидел таящиеся там силы. И да простит меня Император, я дал своё согласие.

– Нет там никакого могущества, – сказал Хорус. – Тебя ввели в заблуждение.

– Послушай! – вскрикнул Темба, крепко сжимая руку Воителя. – Я был слаб и по своей воле согласился на падение. В варпе таится огромное зло, и ты должен узнать правду до того, как всё погрузится во тьму.

– О чём ты говоришь?

– Я видел это, мой Воитель. Галактика превратилась в пустошь, Император мёртв, а человечество во власти предрассудков. Мечты обратились в прах, повсюду идёт война. Лишь у тебя есть силы предотвратить такое будущее. Ты должен быть стойким. Никогда не забывай об этом…

Хорус беспомощно смотрел, как угасает искра жизни Эугана Тембы.

А потом из горла Воителя вырвался крик боли и горя. Выронив меч и сжимая ладонью раненое плечо, Хорус сел на пол рядом с мёртвым телом Тембы, оплакивая павшего друга.

После 63-19, Убийцы и Интерексов уверенность Хоруса пошатнулась, а его моральный дух ослаб. Восстание на луне Давина нанесло очередной удар по барьеру его воли, который и без того покрывали глубокие трещины. Наконец, гибель старого друга по его, Хоруса, вине окончательно сломила примарха. И в этот же момент имматериальный яд анафема начал ломать его тело.

Неотразимый удар был нанесён Четвёркой в точно выверенный момент времени. Тёмные Боги ударили в самое слабое место, одновременно атаковав Воителя на всех уровнях. Но пока, как мы видим, он всё ещё остаётся собой. Великим лидером, мудрым стратегом, но главное – человеком, сыном своего отца, защитником людской расы.

У порога бездны

Когда Хорус убил Тембу, чумные зомби отступили, хотя к тому моменту многие легионеры погибли и у отпрысков Нургла были все шансы уничтожить оставшихся. Вскоре Абаддон, Локен и остальные отыскали Луперкаля, он был сокрушён.

– Я потерял его, – сказал Хорус. – Я потерял их всех. Я должен был выслушать его, но не сделал этого, а теперь они все мертвы. Это слишком… слишком даже для меня.

Воитель возвращается на «Мстительный Дух» и решает поговорить со своим летописцем. Ему нужна эта исповедь. Очевидно, Луперкаль хотел, чтобы Вивар в своих хрониках показала войну непредвзято, такой, какая она есть. Он намеревался открыться этой женщине, поделиться с ней своей болью, но не успел. Потому что имматериальный яд анафема уже проник в его кровь и Воитель отключился прямо во время разговора с Вивар. Тогда Петронелла записала в своём дневнике: «Я была там, когда Хорус пал…»

Очевидно, эта фраза Вивар выступает своего рода рефреном, перекликаясь со словами Локена: «Я бы там, когда Хорус убил Императора». Оба они – летописец Воителя и его морнивалец – говорили буквально, но то, чему они стали свидетелями, имело куда больше подтекстов и аспектов. В обоих случаях речь шла о событиях, изменивших судьбу Империума и всей галактики.

Получился ещё один, внутренний виток ритуала, куда более сакральный и на тот момент времени гораздо более важный. В очередной раз Четвёрка – теперь уже через Петронеллу Вивар – утвердила свою волю и обрисовала контуры желаемого будущего. Тогда ещё только желаемого, ведь Воитель боролся. Боролся до конца.

Конечно, морнивальцы и те немногие, кто видел Луперкаля в бессознательном состоянии, испытали шок. Для них подобное было немыслимо, такого просто не могло случиться. Чтобы Воитель вдруг упал и начал… умирать. А он именно что умирал – анатам вызвал гипоксическое отравление.

Яд колдовского оружия модифицировал красные кровяные тельца, лишив их способности поглощать кислород. Нервная, сердечнососудистая и дыхательная системы начали стремительно разрушаться, гибель всего остального была лишь вопросом времени, причём ближайшего. Клетки Ларрамана и другие механизмы уникального организма Хоруса попросту не справлялись, они даже не могли замедлить гибель тканей, не то что остановить её и обратить вспять.

Примечательно, что именно в этот момент Маленький Хорус озвучивает простую истину, о которой раньше никто даже не догадывался. Но именно эта истина объясняет, почему большая часть Сынов Луперкаля последовала за своим отцом, когда тот отвернулся от Императора.

К Локену подошел Аксиманд и положил руку ему на плечо.

– Просто молчи, – предостерёг его Локен.

– Я и не собирался ничего говорить, – проворчал Маленький Хорус. – Он поправится. Здесь нет и не может быть ничего такого, что могло способно надолго вывести Воителя из строя.

– Откуда ты знаешь? – срывающимся голосом спросил Гарвель.

– Просто знаю, и всё. Я верю в него.

– Веришь?

– Да, – твёрдо ответил Аксиманд. – Верю, что Воитель слишком силён и слишком упрям, чтобы поддаться тому, что случилось. Ты и опомниться не успеешь, как мы снова станем его боевыми псами.

Всё просто. Аксиманд, Абаддон и остальные верили в Хоруса. Они верили в него так же, как Киилер, а за ней и Человечество скоро будет верить в Императора. Воитель был для своих сыновей живым богом, пусть они сами едва ли признали бы это. И когда их бог поджёг галактику, они не могли не последовать в дьявольское пламя вместе с ним.

Тем не менее, Аксиманд ошибся. Хорусу не стало лучше, и ни один из апотекариев легиона не мог понять, что с ним вообще происходит. Тогда же случилось одно важное событие, которое мы видим от лица Эуфратии Киилер и поэта Игнация Каркази. Когда морнивальцы везли бессознательного Хоруса с посадочный палубы в апотекарион, им навстречу вышли сотни людей. Летописцы, рабочие, военные. Все они хотели увидеть павшего Воителя, неосознанно стремясь поддержать его. Если бы они знали как, эти люди несомненно молились бы.

Но морнивальцы не могли ждать, пока смертные расступятся, ведь их отец находился на волосок от смерти. Воины продолжили движение, грубо расталкивая людей. Многие были покалечены, десятки погибли. Проход после этого напоминал поле битвы. Каркази тогда обуяло непонимание и гнев, а Киилер улучила момент и стала раздавать «Лектицио Дивинитатус».

Этот короткий эпизод важен потому, что он, с одной стороны, ознаменовал собой начало того кровавого пути, которым вскоре двинется Хорус. И одновременно это было начало невероятного пути Первой Святой, которая однажды станет единственным оружием человечества в борьбе с Ложными Богами. Сегодня я уже акцентировал на этом ваше внимание, когда говорил о двойственности всех судьбоносных событий, происходивших после 63-19, то есть с того момента, как Четвёрка приступила к проведению симпатического ритуала без преувеличения галактических масштабов. Ведь когда активизировался Эреб, у Локена впервые появились сомнения на его счёт. А затем, когда Хорус начал своё падение, Киилер начала своё возвышение. Получается, верные трону всегда (зачастую – инстинктивно или по кажущейся случайности) вставали на защиту рода людского, когда Тёмные Боги делали очередной ход.

Имел ли Император к этому отношение? Кто знает. Ведь он определённо имел отношение ко многим подобным эпизодам, взять хотя бы Марка Валерия. С другой стороны, это вполне может быть своего рода защитный механизм человечества, но существующий не на биологическом, а на каком-то другом уровне. Интересная мысль, которую, возможно, позже получится развить в полноценную гипотезу. Но сегодня у нас другая цель, поэтому вернёмся на «Мстительный Дух».

Инг Мае Синг, глава астропатического хора флагмана, почувствовала, что грань между мирами в системе Давина истончается. В этот момент Хорус едва не умер в апотекарионе корабля, и было очевидно, что его смерть – лишь вопрос времени. Любопытно отметить, что тогда апотекарий Ваддон подмечает нечто немыслимое – он видит в глазах Абаддона неподдельный ужас. Первый капитан просто не мог представить себе мир, в котором его генетический отец мёртв.

Вскоре Луперкаль на которое время пришёл в себя и сразу приказал привести Петронеллу Вивар. Он полагал, что действительно может умереть, поэтому хотел рассказать летописцу всё. Буквально всё – от своего боевого в первые дни Великого крестового похода до самых сокровенных мыслей и даже – сомнений. Вот фрагмент их диалога.

– Вы – правая рука Императора, – сказала Петронелла. – Его любимый сын.

– Теперь уже нет, – печально возразил Хорус. – Моё место заняли мелкие функционеры и администраторы. Высшего Военного Совета больше не существует, я получаю приказы от Совета Терры, то есть от бюрократов. Когда-то все силы Империума были направлены на ведение войн, а сейчас мы обременены армией чинуш, которые пытаются определить стоимость всего, что попадается им на глаза. Мир так быстро меняется, а я не уверен, что могу измениться вместе с ним.

– О каких конкретно изменения вы говорите?

– Вы сами видите, как ведущие места отводятся бюрократии и чиновничеству, мисс Вивар. На смену героям приходят клерки и управленцы. Если мы не сменим пути развития, величие Империума станет лишь строчкой на страницах пыльных хроник. Всё, чего я достиг, останется туманным воспоминанием о былой славе, утерянной во прахе времени, как цивилизация древней Терры, добродушно грезящей о своём благородном прошлом.

– Но ведь Великий крестовый поход был задуман как первый шаг к созданию нового Империума человечества, властвующего над Галактикой. А для управления таким государством необходимы администраторы, законники и писцы.

– А что будет с воинами, завоевавшими для них эту Галактику? – раздражённо спросил Хорус. – Что станет с нами? Мы будем тюремными надзирателями и усмирителями? Мы, созданные для того, чтобы сражаться, чтобы убивать. Так мы устроены, это правда. Но одной лишь войной наш потенциал не исчерпывается. Мои способности гораздо шире.

– Прогресс никогда не давался легко, мой господин, и люди всегда должны приспосабливаться к переменам, – сказала Петронелла, озадаченная сменой настроения Воителя.

– Не всё так просто, леди Вивар, – сказал Хорус. – Мне при рождении были даны удивительные способности, но я и мечтать не мог, что стану таким, как сегодня; я сам ковал себя в процессе завоеваний. И всё, что я сделал за последние два столетия, придётся отдать в дрожащие руки неизвестных мне мужчин и женщин, которые не проливали с нами кровь в самых тёмных уголках Галактики. Которые даже представить не могут, что мы сделали. Разве это справедливо? Мирами, что я покорил, будут править смертные люди, но какой будет моя награда, когда всё это закончится?

Я не думаю, что здесь вместо Воителя говорит яд анафема. Но также я не думаю, что здесь говорит сам Хорус. Скорее это нечто среднее – имматериальный токсин начинает постепенно менять мышление Луперкаля, давя на вполне реальные сомнения, которые при других обстоятельствах навсегда остались бы в глубинах разума Воителя. Но Четвёрка умеет добиваться своих целей.

Апокетарий Ваддон отмечал, что уникальный яд, поразивший организм Хоруса, будто бы был создан именно для него. Очевидно, так оно и есть. Анафем невероятен как раз тем, что подбирает ключ к защитным механизмам цели. Возможно, в данном случае через клинок действовала сама Четвёрка. То есть пока токсин убивал тело Луперкаля, Тёмные Боги извращали его сознание, превращая смутные вопросы, которые никогда не должны были быть высказаны вслух, в осмысленную угрозу, которую Хорус, как истинный воин, тут же начал оценивать и искать пути её устранения.

Тем не менее, ритуал ещё не был завершён. Воителя невозможно было сломить одним лишь имматериальным ядом и неслышимым шёпотом в глубине умирающего разума. Кроме того, не его одного нужно было подчинить желаниям Лживых Богов. Ведь Чётвёрка понимала, что только один воин во всём легионе может принять предложение, с которым вскоре должен был придти Эреб.

– Это несправедливо! – рычал Абаддон. – Этого не должно произойти. Император не может допустить подобного.

– Эзекиль, Императора давно нет здесь.

– Вот именно! Он хотя бы знает, что вообще творится? Или его это совсем не волнует?

– Даже не знаю, что тебе сказать, друг мой, – покачал головой Аксиманд.

– С тех пор как он покинул нас после Улланора, всё пошло по… по-другому, – ворчал Абаддон. – Он оставил нам то, что не захотел делать сам. И ради чего? Ради «какого-то важного проекта» на Терре? Более важного, чем наше дело?

– Осторожнее, Эзекиль, – предупредил его Аксиманд. – Ты рискуешь переступить опасную грань.

– Это правда, но что с того? Только не говори, что сам этого не чувствуешь.

– Кое-что изменилось с тех пор, – признал Аксиманд.

– Мы здесь сражаемся и умираем, завоёвывая новые миры для него, а он даже близко не приближается к границам своей империи. Где его честь? Где его гордость?

– Эзекиль! – Аксиманд вскочил со своего места. – Достаточно. Если бы на твоём месте был кто-то другой, я бы сбил его с ног за эти слова. Император – наш господин и повелитель. Мы клялись повиноваться ему.

– А ещё – нашему командиру. Ты помнишь клятву Морниваля?

– Я прекрасно её помню, Эзекиль, – резко ответил Аксиманд. – И, как мне кажется, лучше, чем ты. Мы поклялись чтить Императора превыше всех примархов.

Я не зря упомянул слова главы астропатического хора «Мстительного Духа», которая сказала, что завеса между мирами начала истончаться. Очевидно, Тёмные Боги исподволь влияли не только на Луперкаля (примером схожего влияния может послужить эпизод из «Гибельного шторма» Дэвида Аннандэйла, когда Лев едва не убил Сангвиния). Кроме того, очевидно, что легионеры имели сильную эмпатическую связь со своим отцом. Эзекиль всегда был особенно привязан к Хорусу и конечно ситуация дестабилизировала его, сделала восприимчивым к внешнему влиянию.

Помимо Абаддон концептуальное значение имела позиция Малогарста, но о нём мы поговорим отдельно. Сейчас достаточно сказать, что Кривой при любом раскладе согласился бы на предложение Несущего Слово. А предложение это заключалось в следующем.

Эреб собрал воинскую ложу Шестнадцатого и рассказал, что племена Давина «искусны в оккультных науках и исцелении». Для Малогарста, как я уже отметил, выбор не стоял. Абаддон, который в тот момент не мог контролировать свои эмоции и мыслить здраво, тоже сразу же дал согласие. Пришлось убеждать лишь Аксиманда, так как по закону ложи воины могли воплотить в жизнь лишь то решение, которое приняли совместно и ни один не должен был придерживаться альтернативной точки зрения.

Тем временем Локен, Торгаддон, Марр и ещё несколько воинов вернулись на луну Давина, чтобы отыскать оружие, которым ранили воителя. Они полагали, что это может как-то помочь апотекариям найти противоядие от токсина, убивающего их отца. Им удалось отыскать анафем, причём когда Локен укладывал его в специальную коробку, клинок тихо прошептал имя Тарика Торгаддона. Затем Тибальт Марр сжёг тело Эугана Тембы и все тела, до которых смог добраться.

Локен догадался, что анафем сюда привёз Эреб. Ведь узнал меч, потому видел его на Ксенобии. А Эреб был единственным из экспедиции, кто после истребления интерексов на некоторое время покидал флот. Всё сходилось, но у Локена не было прямых доказательств, поэтому он даже Тарику ничего не стал говорить, хотя тот тоже понимал – дело тут нечисто и анафем на луну Давина доставил кто-то, кого они знают.

Но это уже не имело значения, потому что к тому моменту, когда челнок Локена прилетел на Давин, остальные морнивальцы, следуя указаниям Эреба, отнесли едва живого Воителя в Дельфос. Его положили в главном зале, который был экранировал древними заклинаниями и уникальными щитами Тёмных Механикум (которых тогда фактически ещё не существовало, но некоторые отступники из Марсианского Жречества уже давно сотрудничали с Пепельным Кругом, предоставляя ему запретные технологии в обмен на не менее запретную информацию).

Врата Дельфоса обладают одной особенностью: если они закрылись, отворить их можно только изнутри. Человека, нуждающегося в излечении, приносят сюда и оставляют на попечение вечных духов мёртвых вещей. Если духи решат, что человек должен жить, он сможет самостоятельно открыть врата. Если же нет, створки разойдутся через девять дней, останки человека предадут сожжению, а затем развеют над этим бассейном.

Так Малогарст объяснил Локену, почему уже ничего нельзя изменить. Из морнивальцев и приближённых Воителя только Гарвель и Тарик были против того, чтобы Хоруса «лечили» давиниты. Но вдвоём они не могли противостоять Абаддону, Аксиманду и остальным.

Тем временем Воитель очнулся в некоем прекрасном месте. Голубые облака, изумрудная трава, лёгкий ветер и удивительная тишина. Луперкаль улыбнулся, подумав, что мёртв. «Ада не существует, – сказал он, – но всё это очень похоже на рай». Примарх поймёт это позже, но окружающий его иллюзорный мир был копией некогда виденной им трёхмерной модели, изображавшей Старую Землю периода Золотого Века.

Внезапно рай изменился, превратившись в своё извращённое отражение. Хорус рванулся прочь и, добежав до леса, встретил там стаю волков. Вожак несколько раз задал примарху вопрос «Кто ты?», а затем сказал: «У меня мало времени, брат мой. Ты должен вспомнить, пока он не пришёл. Кто ты?» В этот момент Луперкаль понял, что он ещё не мёртв, а значит – может бороться.

В то же время давиниты, находившиеся под залом, где лежало тело Воителя, начали проводить свой ритуал, который одновременно стал кульминацией ритуала, проводимого Четвёркой. Жрецы принесли жертвы каждому из Ложных Богов, нанесли на лицо Эреба маску сокрытия, а затем убили его, чтобы Несущий Слов мог проникнуть за завесу. Существовала лишь одна деталь, которая потенциально могла помешать им. Магнус.

Алый Король, в тот момент физически находившийся в зеркальном лабиринте под Тизкой, прозрел будущее и узнал, с чего всё начнётся. Он провёл собственный ритуал и спроецировал своё сознание на Давин. Там он проник в карманную варп-реальность, созданную давинитами для Хоруса, приняв облик волка. Однако магия культистов вкупе с технологиями механикумов не позволила Циклопу непосредственно повлиять на Луперкаля. Он прилагал колоссальные усилия, чтобы хотя бы просто связаться с Воителем, а потом тёмное колдовство отшвырнуло его прочь.

Эреб же действовал в этой реальности совершенно свободно. Благодаря маске сокрытия Несущий Слово смог изменить свой облик. Он предстал перед Хорусом в облике Хастура Сеянуса, того самого морнивальца, капитана четвёртой роты, который погиб во время дипломатической миссии в системе 63-19. Сеянус был не просто приближённым Луперкаля, но его старым другом. Именно поэтому Эреб выбрал образ Хастура, чтобы Воитель инстинктивно установил с ним эмоциональную связь. Это должно было облегчить капеллану задачу, но был ещё и символический подтекст.

Дело в том, что Хастур – это бог из мифологии американского писателя Амброза Бирса. У Бирса Хастур благоволил пастухам и пастбищам. Его имя восходит к английскому «pasture», которое так и переводится – «пастбище». Также оно близко к латинскому «pastor», что значит «пастух», и от него же произошло слово «pastor» – в переводе «пастырь». Образ Хастура Бирса безупречно вписывается в «рай», который увидел Хорус. Аналогия с пастырем здесь тоже уместна, ведь Эреб под личной Сеянуса, как раз намерен провести Луперкаля от порога смерти под длань Тёмных Богов, то есть в прямом смысле стать его пастырем.

Справедливо отметить, что мы знаем и другого Хастура – из произведений Роберта Чемберса и Говарда Лавкрафта. Но у Чемберса Хастур упоминается всего несколько раз без каких-либо пояснений, и даже не вполне понятно, что имеется ввиду – персонаж или локация. У Лавкрафта Хастур – это определённо персонаж, но сам Говард Филлипс его никогда не описывал, хотя и связывал с неким Жёлтым Знаком (отсылка к одноимённому образу из произведений Чемберса).

Все описания лавкрафтовского Хастура принадлежат не самому Лавкрафту, а его последователям вроде Августа Дарлета и Андерса Фагера. У них Хастур – один из Древних, потомок Йог-Сотота и брат Ктулху. Он способен с лёгкостью менять внешний вид, но его цели не вполне понятны. Поэтому я фокусируюсь строго на Хастуре Бирса, образ которого идеально вписывается в сюжет с Сеянусом.

Кстати, что касается имени Сеянуса, оно римское по происхождению и переводится как «справедливый». В «Анналах» Тацита упоминается Люций Элий Сеянус, командующий преторианской гвардией и временный правитель Рима при Тиберии. Среди историков до сих пор нет единого мнения относительно личности Сеянуса. Молодой и амбициозный воин начал своё восхождение ещё при Гае Юлии Цезаре, затем Тиберий приблизил его к себе, но лишь для того, чтобы использовать в политических кулуарах. В 31 году, когда Сеянус находился на пике могущества, Тиберий внезапно обвинили его в предательстве и казнил. Имя Сеянуса было объявлено damnatio memoriae, то есть его надлежало удалить из всех документов, чтобы потомки никогда о нём не узнали.

Несомненно, многие аспекты жизни исторического Сеянуса схожи с сюжетом Сеянуса из мира Вархаммера. Хастур из Лунных Волков тоже был молод и амбициозен, его тоже приблизил к себе пусть не Император, но фактически второе лицо после него. И в конечном итоге он тоже внезапно погиб по приказу вероломного Императора (хотя и ложного) на 63-19. Но об этом мы ещё поговорим на другом стриме.

Сердце тьмы

Итак, Хорус заперт в карманном варп-пространстве, которое для него подготовили культисты. Магнус не успел предупредить брата, а Эреб, надев маску старого друга, принялся «раскрывать Луперкалю глаза» на происходящее в галактике.

Эреб сознавал, что его участие в этом было всего лишь одним из миллиона событий, начавшихся несколько тысяч лет назад. Но сегодняшнее действо должно стать кульминационной точкой в цепочке из бесчисленного множества на первый взгляд не связанных между собой случайностей, которые привели их всех в этот захолустный мир.

Несущий Слово в облике Сеянуса рассказывает Хорусу о Богах Хаоса и говорит, что перед Луперкалем лежит простой выбор – он либо умрёт, либо станет эмиссаром Четвёрки и вернётся в мир живых. При этом ложный Хастур уверяет своего примарха в том, что Хаос сам по себе не добрый и не злой, он просто есть, и его можно использовать как источник сил.

Затем Эреб использует главный козырь – правду, но подаёт её под соответствующим соусом. Он показывает Хорусу будущее, где Императора славят как бога. Луперкаль отказывается в это верить. Причём в иллюзии, созданной культистами, возле статуи Повелителя Человечества расположены ещё несколько статуй, изображающих примархов. Русса, Коракса, Вулкана, Сангвиния, Дорна, Мануса, Джагатая, Льва и Жиллимана. Трудно не заметить, что в этом списке только лоялисты.

С одной стороны перед нами явное указание на то, что дальнейшие события предопределены и стороны конфликта доподлинно известны наперёд. В то же время, это вполне может быть продолжение симпатического ритуала, в ходе которого Четвёрка визуализирует то, чего хочет, создавая таким образом желаемый вариант будущего. Ну, или Макнилл играет с читателем, намекая на то, что тот находится у порога истории, общий ход и финал которой давно известен. Но оттого она, история, читается не менее интересно.

Эреб пытается убедить Луперкаля в том, что Император отрицал веру лишь для того, чтобы сформировать её вакуум. Якобы Повелитель Человечества знал, что люди не могут существовать, не веря во что-то, и готовил их к тому, чтобы однажды стать их богом. Когда же Хорус вспоминает Монархию, Эреб парирует тем, что в тот момент галактика ещё не была завоёвана, и Император нуждался в Астартес, чтобы получить контроль над звёздами. Поэтому он официально продолжал светскую линию, скрывая свои истинные намерения.

Воитель не верит словам Сеянуса, но его уязвляет тот факт, что среди статуй, которые он видит, нет его собственной. В этот момент ложный Хастур озвучивает ключевые аргументы, которые резонируют с собственными сомнениями Хоруса.

Что же остаётся столь могущественной личности, как Император, после того, как он покорит галактику? Что может привлечь его, кроме статуса божества? И какая ему польза от тех, кого придётся оставить позади?

Тем не менее, Луперкаль продолжает бороться. Он отрицает то, что видит, и покидает Сеянуса, уходя в глубины иллюзорного города.

Никогда ещё, с тех пор как расстался с отцом и братьями, он не чувствовал себя таким одиноким. Внезапно Хорус осознал степень своего тщеславия и гордости, вспомнив, как наслаждался восхищением окружающих. С этими мыслями вернулась резкая боль.

Здесь мы видим, что едва Луперкаль начинает ментальное сопротивление, Четвёрка тут же отвлекает его мысли болевыми импульсами. Причём в этот самый момент Воитель вновь слышит волчий вой, потому что Магнус рядом, но не может пробиться к брату.

Каждое лицо вокруг него выражало слепое преклонение перед теми, кто был увековечен в статуях. Каждый паломник благоговел перед тем, кого Хорус звал своим отцом. Неужели эти люди не понимают, что победы, принёсшие им свободу, завоеваны его, Хоруса, кровью? Там должна стоять статуя Воителя, окружённого своими братьями-примархами, а не статуя Императора!

Ложные Боги щедро вливают сомнения в духовную брешь Луперкаля и начинают ломать его личность. Он сомневается уже всерьёз, падает на колени и задаётся вопросом: «Почему отец отрёкся от меня?» Ведь он и правда не видит вокруг ни одной своей статуи, только Его. В этот момент Хорус не уверен ни в чём, но у него нет причин не верить старому другу, который говорит, что показывает будущее.

Как я уже отметил, яд анафема убивает не только тело Воителя, он также влияет на его разум. К этому влиянию примешиваются действия Эреба, который говорит нужные слова сразу в двух реальностях – в варпе устами Сеянуса, и в физическом мире устами культистов, читающих заклинания, призванные окончательно уничтожить волю Хоруса.

В это же время на Давине Зиндерманн рассказывает Локену о том, что змеи так или иначе обожествлялись в большинстве земных культур. Нередко их способность сбрасывать кожу интерпретировалась как перерождение, путь к бессмертию. Кирилл упоминает древние обряды инициации, где помимо прочих часто присутствовали символы змеи и луны. Итератор прав – во многих древнегреческих мистериях (например, халкидских и элевсинских) ритуальные действия, связанные с инициацией в неофита культа, действительно проводились ночью, при свете луны, и опосредовались змеиной эмблематикой.

В случае с Хорусом оба эти символа тоже присутствуют – он проходит свой обряд инициации, путешествия от луны, на которой принял смерть от ритуального клинка, до Храма Змеи, где ему предначертано переродиться. Здесь мы видим очередной эзотерический пласт, вплетённый Четвёркой в процесс преображения Хоруса из героя Империума в того, кто вскоре будут звать Архиврагом.

Зиндерман при этом выстраивает удивительную логическую цепочку. Он говорит, что «в языке Олимпа» слова «змей» и «дракон» имеют общее происхождение. И это тоже правда. В греческом есть несколько слов для обозначения змеи, и одно из них – «ἀσπίδων», у него тот же корень, что и у слова «δράκων» («дракон»), потому что оба они происходят от «dérkomai», что значит «я вижу». Это довольно непростая этимологическая последовательность, но в целом Зиндерманн прав, связь между этими словами действительно есть.

Также она есть между образом змея / дракона и образом хаоса, как противоположности порядка, воплощению вселенского зла. Например, в древнегреческих мифах присутствует Пифон, хтонический змей, которого побеждает бог света Аполлон. По легенде, Пифон охранял вход в святилище, расположенное… в Дельфах! А ещё у греков Хаос порождает Эреба, персонификацию вечного мрака.

Однако не всё, что говорит Зиндерманн Локену, имеет прообраз в реальном мире. Например, итератор приводит строки о возвышении Хоруса в качестве разрушителя вселенной из некоей «Книги Атума». Атум – бог-демиург из древнеегипетской мифологии, а Хорус – один из вариантов перевода имени Гор (бог-сокол, сын Осириса). В действительности, «Книги Атума» не существует. В корпусе «Текстов саркофагов» и «Текстов пирамид» нет пророчеств, подобных тому, которое приводит Зиндерманн. То есть это уже фантазия Макнилла, и надо сказать – весьма колоритная.

Любопытно отметить, что Макнилл вообще часто действует так же, как Эреб. Он смешивает факты из реального мира с собственными художественными конструктами, условно говоря – сплетает истину и ложь. Эталонный пример тому – книга «Тысяча Сынов», где Макнилл многое взял из работ Алистера Кроули, великолепно дополнив его концепцию собственными придумками (вроде системы исчислений).

Но вернёмся к Луперкалю. После посещения «города веры» Эреб ведёт его в Императорские Лаборатории на Терру, в короткий временной промежуток на закате Объединительных Войн. В этот момент Несущий Слово оговаривается, но Хорус не в том состоянии, чтобы это заметить (или лишь делает вид). Ранее, играя роль Сеянуса, капеллан чётко дистанцировал себя от Чётверки. Но здесь он внезапно говорит:

Вам будет нелегко, но мы бы не стали вам ничего показывать, не будь в этом необходимости.

«Мы». Однако Хорус не замечает. Он стоит на пороге лаборатории отца и понимает, что впервые в жизни испытывает страх. Воитель не хочет знать, что находится по ту сторону дверей, но Эреб не оставляет ему выбора. В лабораториях он рассказывает о том, что если бы Император мог создать примархов только из своего генетического материала, то создал бы их целую армию. Однако этих уникальных существ было всего двадцать. И причина в том, что Боги Хаоса не позволили сделать больше. Император заключил с ними сделку, получив силу, достаточную для сотворения лишь двадцати единиц уникального во всех смыслах оружия.

Сложно сказать, что здесь правда, а что – ложь. Мы точно знаем, что сделка имела место, но мы не имеем ни малейшего представления, каковы были условия. Что Император получил и что отдал взамен – загадка. Факт в том, что он обманул Четвёрку и не исполнил свои обязательства (об этом, кстати, Эреб тоже говорит Хорусу). А может и исполнил. В комьюнити давно бытует предположение о том, что ценой была половина примархов, те самые, что во время Ереси стали предателями. Однако подтверждений нет, и вряд ли будут.

Поэтому мы можем считать слава Эреба в равной степени правдой и ложью. В любом случае, Хорусу было куда сложнее, ведь он не знал того, что знаем мы, и показанное Сеянусом закономерно заставило его сомневаться ещё больше. Воитель и сам понимал, что даже если у Императора есть какие-то чувства к своим генетическим потомкам, они всегда будут для него в первую очередь средством достижения цели. В каком-то смысле так оно и было, но лишь в каком-то. Главное, что сделал Эреб – это сместил фокус мотивации.

Хорус видел двуличие Императора (его видели все, кто хотел видеть, включая Сангвиния и Русса, чья верность, тем не менее, не могла быть повергнута сомнению). Но Луперкаль считал, что овчинка стоит выделки, ведь всё делается ради будущего Человечества. Эреб же показал, что всё делается ради Императора, ради его собственных амбиций и желания стать не просто правителем галактики, но богом. И править миром, в котором примархи – в лучшем случае надзиратели и усмирители.

Хорус чувствовал, что задыхается. Он жаждал опровергнуть слова Сеянуса, но в глубине души знал, что это правда. Его будущее, как будущее любого человека, было неопределённым, но прошлое всецело принадлежало лишь ему. Его слава и жизнь были созданы его собственными руками, но настал момент, когда он может лишиться всего из-за предательства Императора.

Эреб не даёт Хорусу времени на размышления, развивая успех. Капеллан утверждает, что Император был слаб, поэтому не смог в полной мере раскрыть потенциал Хаоса, но он, Великий Луперкаль, сможет. Здесь Несущий Слово впервые явно ставит Воителя и Повелителя Человечества по разные стороны баррикад и при этом указывает на то, что Хорус куда лучше подходит на роль владыки людей. Затем он резко меняет тему и говорит, что за похищением примархов из Императорских Лабораторий стоят Боги Хаоса. Мол, это была месть за вероломство Императора.

В этом эпизоде Эреб и Четвёрка действуют с безупречной синхронностью. Пока Несущий Слово рассказывает Хорусу о мотивах своих повелителей и о том, какие перспективы перед ним открываются, Боги Хаоса разыгрывают для Луперкаля великолепную сцену.

В Императорской Лаборатории возникает варп-вихрь, который вот-вот поглотит гестационные капсулы с примархами. Одновременно в помещение врываются кустодии во главе с Вальдором. Они видят Хоруса с Эребом и называют их демонами. Хорус испытывает шок от того, что это говорит Константин, которого Воитель всегда глубоко уважал и проливал кровь вместе с ним.

К этому моменту Луперкаль уже понимает, что в действительности с ним говорит не Хастур Сеянус. Но это не имеет значения, ведь кустодии атакуют и их оружие не кажется иллюзорным. Сбитый с толку, ослабленный во всех смыслах, практически сломленный Воитель поддаётся ярости. Он не может найти рациональное объяснение происходящему и даёт волю эмоциям, вступая в схватку с кустодиями.

Где-то на подкорке Хорус осознаёт, что всё это не по-настоящему, но важно другое. Пусть даже само действо разворачивается в несуществующем мире, однако мысли и чувства Воителя вполне реальны. И он переступает через себя, через свои клятвы, через всё, во что верил. Мгновение назад в его мире не могло сложиться ситуации, когда он бьётся с Вальдором. А теперь примарх убивает Адептус Кустодес одного за другим. Теперь это свершившийся факт. Очередной виток симпатического ритуала, который Четвёрка начала на 63-19. Змея скручивается всё плотнее…

Но Тёмные Боги не останавливаются, им нужно дожать Луперкаля. Поэтому в созданной ими грёзе появляется сам Повелитель Человечества. Он останавливает варп-вихрь, видит Хоруса и даже перебрасывается с ним парой слов. А потом просто разворачивается и уходит, позволяя эмпиреям втянуть гестационные капсулы в бушующий водоворот не-света. Воителю мотивы Императора объясняют следующим образом.

Он печальным взглядом окинул неподвижные инкубаторы и в одно мгновение постиг будущие последствия.

Может ли это быть правдой? Ведь мы не знаем, что именно тогда произошло в Императорских Лабораториях. Несомненно то, что Боги Хаоса имели к катастрофе самое прямое отношение, это подтверждает Эреб в «Боевом Ястребе» Криса Райта. Однако Эрда, которая также являлась непосредственным участником событий, в «Сатурнине» Дэна Абнетта говорит только, что она «рассеяла своих детей». Никакой конкретики, хотя в «Боевом Ястребе» Эреб утверждает, будто она не сама приняла решение, а Четвёрка подтолкнула её к этому.

Наконец, у нас есть сюжет с Аргелом Талом из «Первого Еретика» Аарона Дэмбски-Боудена. По этой версии именно Тал разрушает генератор Поля Геллера в лабораториях и позволяет Хаосу отобрать у Императора его генетических потомков. Вполне вероятно, что Ингефель показал Аргелу не более чем эффектную иллюзию, такую же, как Луперкалю на Давине показывал Эреб. Однако Тал разрушает генератор своими красными клинками, которые взрываются у него в руках, и когда воин приходит в себя в реальном мире, он не обнаруживает их. Это может косвенно указывать на то, что сюжет из «Первого Еретика» – не морок Ингефеля, а реальность.

С другой стороны, если до момента прихода Несущих Слово Поле Геллера работало, то Ингефель не мог провести их в Лаборатории. Ведь поле для того и нужно, чтобы исключить любое имматериальное воздействие. Если только Эрда к тому моменту не отключила генератор, прикрывающий лабораторию в целом, тогда как Тал уничтожил генератор, который защищал конкретно гестационные капсулы. В общем, вариантов много и ни один мы не можем подтвердить или опровергнуть.

В любом случае, сценарий, который показали Хорусу, кажется наименее вероятным. Потому что «рассеивание» примархов не давало Императору абсолютно никаких преимуществ в противостоянии с Четвёркой. Напротив, это делало его сыновей и его самого крайне уязвимым. Если только это не было частью договора, но тут можно только предполагать.

Так или иначе, именно после этого эпизода Луперкаль впервые ощутил подлинную ненависть к отцу. Шокированный происходящим, едва ли способный мыслить трезво, только что проливший кровь золотых воинов, он принял на веру то, что видели его глаза. Причины очевидны – к тому моменту у него накопилось достаточно сомнений в действиях и мотивах Императора. Сомнений, которые Ложные Боги подпитывали своим тёмным колдовством, речами Эреба и картинами вероятного будущего.

Так Боги Хаоса подвели Луперкаля к этой мысли о том, что бездействие Императора было продиктовано его желанием получить от них, Богов, больше. А потом Воитель вновь увидел будущее, где Повелитель Человечества – Бог, восседающий на Золотом Троне Терры. Где легионов больше нет, от них остались лишь разрозненные группы воинов, которые едва ли сами помнят героические деяния Великого крестового похода.

Разумеется, Хорусу не показали, почему Император оказался на Троне и в каком состоянии находится. И конечно, ему не показали, почему легионы были разделены на ордены и чьими вообще усилиями это тёмное будущее наступило.

Казалось, уже ничто не может помешать Четвёрке. Однако Магнусу удалось-таки прорваться через психическую защиту Храма Змеи. Алый Король предстал перед Луперкалем сначала в облике волка, а потом в своём собственном. Он сорвал маску с Сеянуса, показав Воителю, на самом деле перед ним Эреб. Разумеется, Несущий Слово тут же обвинил Циклопа в том, что это он – демон-оборотень и пришёл помешать Луперкалю принять свою судьбу.

Хорус должен спасти Империум, потому что Император на это не способен!

Однако Воитель даже в такой ситуации остаётся собой. Когда Эреб провоцирует Магнуса на атаку, Хорус понимает, что Алый Король использует колдовство. Однако физически он находится слишком далеко и не может поразить Несущего Слово. Когда Эреб демонстративно заявляет, что Алый Король очевидно нарушил Никейский Эдикт, раз смог оказаться здесь, Луперкаль парирует тем, что и он, сын Лоргара, тоже нарушил прямой приказ Императора. Ведь он тоже здесь.

Однако Четвёрка не собиралась отпускать свой избранный сосуд лишь потому, что Магнус оказался сильнее, чем предполагалось. К тому моменту Алый Король не мог больше оставаться в этой карманной реальности, но и Эреб исчерпал все свои козыри. Все, кроме последнего. Правды. Он рассказал о том, что прибыл сюда по приказу Лоргара. О том, что Аврелиан давно уже принял благословение Четвёрки.

Лоргар, его самый любимый брат, уже познал силу варпа? В душе Хоруса бушевали разные эмоции – разочарование, гнев и, если говорить начистоту, ревность к Уризену за то, что тот был избран первым. Если мудрый Аврелиан предпочел покровительство богов варпа, может, в этом и правда есть смысл?

Этот вопрос стал последней каплей. Все сомнения в Императоре, замешанные на неоспоримых фактах, подтверждающих его двуличие, вся тоска Воителя по былому, когда он вместе с отцом покорял галактику для человечества, все его амбиции, желание получить заслуженные честь и славу, всё это окончательно уничтожило былого Луперкаля, испепелило его душу, освободив место для Тёмных Богов, воля которых наконец воплотилась в материальном мире.

Примечательно, что в этот самый момент на «Мстительном Духе» появляется демон и Эуфратия Киилер впервые использует веру в Императора как оружие. На глазах Кирилла Зиндермана и Инг Мае Синг она молитвой изгоняет чудовище и это становится поворотной точкой не только в её собственной судьбе, но также в судьбе всего человечества. Ведь здесь и сейчас рождается Первая Святая. Здесь и сейчас рождается Имперский Культ.

Порок одиночества

Так Воитель отвернулся от Императора и Человечества. Так он принял дары Ложных Богов и обрёк галактику на вечное пламя преисподней. Разумеется, в тот момент, когда Шестьдесят третий Экспедиционный флот покидал Давин, Луперкаль представлял себе всё совершенно иначе. В действительности, он представлял всё иначе до самого конца, пока на «Мстительном Духе» Копьё Русса не пронзило его грудь. Ведь именно в тот момент Хорус окончательно умер, а всё, что было прежде, с Давина до Трисолиана, представляло собой не более чем агонию обречённого.

Разумеется, мы подробно проанализируем и саму Битву при Трисолиане и последующие события, кульминация которых произойдёт вовсе не на Терре, а на Улланоре. Что касается сегодняшнего разговора, его я хочу подытожить выводом, который уже озвучивал на давнем стриме про Луперкаля.

Тогда, на Давине, Воитель не мог не пасть. Слишком много сил Тёмные Боги вложили в ритуал. Даже высокомерный Эреб в тот момент (единственный раз за всю Ересь) признал, что его действия – лишь песчинка среди бессчетного океана случайностей, оказавшихся вовсе не случайными. Несущий Слово отлично понимал, что свой план Ложные Боги вынашивают и реализовывают не первое тысячелетие. А если учитывать цикличность мира Вархаммера, о которой мы говорили на предыдущих стримах, то у них в запасе были целые эоны.

Так что если относительно большинства примархов-предателей мы ещё можем порассуждать в духе альтернативного варианта развития событий, то с Хорусом иначе просто не могло быть. Он всегда являлся ключевой фигурой на стороне Четвёрки, которая при необходимости отказалась бы от кого угодно, но только не от своего избранного сосуда.

Император мог не допустить предательства Ангрона, помоги он тогда его восстанию на Нуцерии. Он мог сделать Кёрза самым верным из своих сыновей, если бы был чуть внимательнее (ведь отец действительно мог избавить Ночного Призрака от безумия, он продемонстрировал это на Нострамо).

Внимания не хватило и Пертурабо с Мортарионом – с обоими достаточно было поговорить откровенно и в нужный момент. Это справедливо и в отношении Магнуса, за которым нужно было либо усерднее следить, либо просто рассказать ему правду.

Фулгрим, если бы знал больше об опасности Хаоса и о демонических артефактах, тоже, надо думать, трижды подумал бы, прежде чем хвататься за лаэранский клинок. Альфарий и сам не вполне предал. Лишь с Лоргаром вопрос спорный, ведь он всегда был запасным планом Повелителя Человечества.

Так или иначе, в случае с любым из них варианты были, пусть не гарантированные. Причём эти варианты не требовали больших усилий. И только с Хорусом я не вижу сценария, где он не предаёт. Потому что по сути он и не предал. Он поверил. Это было его истинной слабостью, как и в случае с Лоргаром. Воитель едва ли не обожествлял своего отца, это видно даже по короткому эпизоду, когда Император приходит в лабораторию и останавливает варп-вихрь.

Время замерло и комната наполнилась ослепительным светом. Хоруса будто омыло тёплым медом, и он повернулся к источнику – сияющему золотому гиганту, исполненному непревзойденного величия и красоты.

Восторг и обожание переполняли его, и Луперкаль упал на колени. Кто бы ни преклонился пред столь совершенным созданием?

Уверенность и сила окутывали его, в кончиках пальцев скрывалась тайна сотворения, он заключал в себе ответы на все вопросы и мудрость, чтобы использовать эти знания.

Вероятно, также Императора видел и Аврелиан. Но Уризену Повелитель Человечества прямо запретил себя обожествлять. В случае с Хорусом, который не поклонялся отцу открыто, всё сложилось иначе. Для него пресловутый вакуум веры образовался на Улланоре, когда Повелитель Человечества покинул Великий крестовый поход. Тогда Хорус остался во всех смыслах один. Ведь он больше не был равен своим братьям, став первым среди равных. Вспомните цитату, которую я уже приводил выше:

Никогда ещё, с тех пор как расстался с отцом и братьями, он не чувствовал себя таким одиноким.

Так себя чувствует Хорус во время ритуала на Давине, когда Эреб приводит его в город со статуей Бога-Императора. Обратите внимание – в этот момент Луперкаль ощущает полное опустошение и запредельное одиночество, как в тот день, «когда он расстался с отцом и братьями». Конечно, здесь имеется ввиду Улланор и назначение Хоруса Воителем, которое обрекло его на это самое одиночество. Одиночество вне света своего Императора. Своего отца. Своего – бога.

Источники:

• «Возвышение Хоруса» Дэн Абнетт;
• «Лживые Боги» Грэм Макнилл;
• «Первый Еретик» Аарон Дэмбски-Боуден;
• «Рабы Тьмы» Джон Фрэнч;
• «Отголоски Вечности» Аарон Дэмбски-Боуден;
• «Сатурнин» Дэн Абнетт;
• «Боевой Ястреб» Крис Райт;
• «Ересь Хоруса, Том 1: Предательство» Алан Блай;
• «Ересь Хоруса, Том 2: Резня» Алан Блай.

На сегодня все. С лоялиста – лайк, с хаосита – коммент, с обоих – подписка. Император защищает, Аве Доминус Нокс и Славьте Солнце!