Для чего созданы ангелы: Чемпионы Девятого – Ралдорон, Азкаэллон, Амит
Ралдорон
Первый капитан Кровавых Ангелов, один из лучших мечников Империума, чье имя стояло в героических летописях рядом с именем Сигизмунда из Имперских Кулаков, которого Сангвиний прозвал Чемпионом Смерти. Ралдорон был Магистром Ордена Защитников Первой Сферы Девятого легиона и правой рукой Великого Ангела. Примарх говорил, что сделал Ралдорона Первым капитаном за то, что тот отличается адаптивностью и гибким стилем командования. В этом Сангвиний противопоставлял Ралдорона Азкаэллону, другому легендарному мечнику и чемпиону Девятого, которого Ангел назначил командовать Сангвинарной гвардией.
О становлении Ралдорона мы почти ничего не знаем. Известно лишь, что он родом с Ваала Секундус и был рекрутирован в одном из охотничьих племен с глубокими традициями. За это Первого капитана внутри легиона называли Чистокровным, он вел в бой элитную роту ваальцев, которые носили эбеновые амулеты, как делали племенные охотники их проклятой и благословенной родины. Ралдолон был необщительным воином, но за внешней непоколебимостью крылась глубокая эмпатия, он хорошо понимал боевых товарищей, буквально чувствуя душу легиона, за что Великий Ангел и сделал его своим первым советником.
Он считал себя простым человеком, воином, призванным сражаться за примарха и Императора. Какие еще могут быть разговоры или сомнения на этот счет?
Это верная характеристика, но она описывает лишь оболочку Ралдорона. А под ней таился мудрый командир, который видел и слышал гораздо больше, чем могли представить окружающие. Он никогда не допускал разлада среди боевых братьев, ни в своей роте, ни между ротами. Ралдорон четко видел разницу между здоровым соперничеством, которое шлифует навыки, укрепляя братство, и неуважением, взращенным в наивных попытках поставить свои достижения превыше достижений других.
Ты близок к сердцам моих сыновей, как камень к песку.
Так Великий Ангел говорил о Первом капитане. И это верно, Ралдорон всегда оказывался там, где легионерам требовалась поддержка. К примеру, когда распустили Библиариум, его мудрые наставления помогли Кано и другим пси-активным воинам не скатиться в бездну отчаяния и обрести новый путь под крыльями Великого Ангела.
К моменту Ереси Первый капитан сражался подле примарха больше века и зачастую понимал отца без слов, служа примарху верной опорой. Он был абсолютно предан отцу, возможно – чрезмерно предан. Ралдорон показал это на Сигнус Прайм: когда Сангвиний впал в психическую кому, а воины поддались Красной Жажде, он отказался внять разумным доводам Азкаэллона. Для Первого капитана в тот момент имело значение только одно – отец отдал приказ очистить планету и они должны это сделать, невзирая на цену, которую придется заплатить.
Тем не менее, когда в их с Азкаэллоном спор вмешался Кано для Ралдорона выбор уже не стоял. Библиарий предложил спасение для Великого Ангела, но взамен они должны были нарушить Никейский Эдикт, волю Императора. Однако Первый капитан не колебался ни мгновения. Хотя я забегаю вперед и эпизод этот привел только для того, чтобы дать Ралдорону максимально наглядную и емкую характеристику.
Тем не менее, именно в романе «Где ангел не решится сделать шаг», описывающем кампанию на Сигнусе, Ралдорон раскрывается лучше всего. Возможно потому, что в этой книге его больше всего как действующего персонажа. Впервые мы встречаем Ралдорона на Мельхиоре, где Кровавые Ангелы и Лунные Волки сражались с Нефилимами. Причем Первый капитан появляется в один из ключевых моментов арки Девятого легиона. После генерального сражения он обнаружил одного из своих братьев – Алатроса, поддавшегося Красной Жажде. Ралдорон сообщил об этом отцу, назвав Алатроса потерянным.
Сангвиний, который в тот момент общался с Хорусом (Ралдорон бросает на Луперкаля настороженный взгляд), тут же покидает совет, находит Алатроса и пытается его вразумить. Алатрос отказывается внимать словам отца и тот убивает сына. Свидетелем эпизода становится Хорус, что в дальнейшем позволит ему на Сигнусе Прайм использовать изъян Кровавых Ангелов, едва не уничтожив легион.
После этого Ралдорон, как обычно обменявшись с Азкаэллоном резкими фразами, направляет апотекария Мероса извлечь прогеноиды Алатроса и, разумеется, приказывает ему забыть все, что он тут видел и делал.
Дальше по хронологии событий Ралдорон участвует в Никейском Совете. В частности, он присутствует при допросе Каспера Хавсера. Затем, когда Император оглашает свой вердикт, Ралдорон поддерживает это решение, но когда Амит высказывается против, Первый капитан предупреждает брата, чтобы он следил за словами. Это в очередной раз говорит нам вовсе не о простоте, а о преданности и мудрости Ралдолона, который не просто безоговорочно верил Великому Ангелу и Императору, но также понимал, что бесполезно и опасно противиться Никейскому Эдикту.
Ралдорон был в числе Кровавых Ангелов, которые прибыли на Убийцу после Лунных Волков. Девятый присоединился к воинам Луперкаля в шестимесячной кампании по истреблению мегарахнидов. Что примечательно – Хорус и Сангвиний не руководили авангардными частями, полевыми командирами передовой группировки войск двух легионов являлись Ралдорон из Кровавых Ангелов и Люк Сэдире из Лунных Волков.
После Убийцы была встреча с интерексами и это тоже важный момент, который позволит нам лучше понять Ралдорона. Дело в том, что после первого же контакта чемпион Кровавых Ангелов выступил за то, чтобы начать войну и истребить эту цивилизацию. Морниваль был того же мнения и в этом эпизоде отмечается, что элита Лунных Волков «приняла к себе» Ралдолона, то есть эти воины уважительно относились друг к другу и считались в своем кругу равными. Правда, равным себе они считали и Эреба, но это другая история…
Эпизод показателен сразу с нескольких ракурсов. Во-первых, он говорит нам, что Ралдорон действительно был великим воином и командиром, настолько, что заслужил уважение таких легенд как Иезекиль Абаддон. Во-вторых, немногословный Первый капитан Кровавых Ангелов был непримирим в отношении культур, даже человеческих, которые слишком далеко ушли от своих терранских корней и отказываются принять Имперские Истины. Технически тут не могло быть никаких двусмысленностей – такие культуры, согласно видению Императора, искоренялись. Тем не менее, в случае с интерексами Хорус сомневался.
Наконец, этот эпизод подчеркивает исключительное положение Ралдорона и подтверждает его способность чувствовать и отражать настроение воинов. Когда он в очередной раз высказывает Луперкалю свою позицию о необходимости начать войну, Сангвиний размышляет:
Он не возражал против выступления командира от имени Кровавых Ангелов, но свое личное и достаточно весомое суждение оставил на тот момент, когда они с Хорусом останутся наедине.
То есть Великий Ангел позволял Ралдорону говорить от имени легиона. Но не от своего имени. Со вторым все ясно, ведь Сангвиний, как бы ни любил своих сыновей, всегда в некоторой степени дистанцировался от них (о причинах этого я рассказывал на предыдущих стримах по Кровавым Ангелам). Что касается первого, то похоже Ралдорон действительно был плоть от плоти легиона, воплощая в себе его самую суть.
Дальше идет кампания на Кайвасе, где Кровавые Ангелы и Альфа-легион вместе истребляли остатки Улланорской орочьей империи, и конечно Первый капитан Девятого сражался в этой кампании на передовой (хотя для сыновей Сангвиния не было в этой войне никакой передовой).
Затем, когда Великий Ангел получает приказ от Хоруса отправиться к Сигнусу для окончательного уничтожения нефилимов, Кровавые Ангелы начинают свое путешествие на задворки галактики. Ведет их необходимость подчиняться Луперкалию и желание поучаствовать в «настоящей войне» со штурмовыми планетарными боями. Кроме того, Хорус намекает Сангвинию, что нефилимы Сигнуса могут иметь технологию, которая поможет справиться с Красной Жаждой.
Подробно об этой кампании я рассказывал на предыдущем стриме. На Сигнусе, когда вскрылось предательство Хоруса, а Хелик Красный Нож рассказал о том, что флот Волков движется к Просперо, Сангвиний все еще сомневался и сосредоточился на враге более явном. Он потребовал от своих воинов Клятвы момента. Ралдорон и Амит первыми принесли клятву, что уничтожат Кирисса и очистят Сигнус. В дальнейшем, когда Великий Ангел стал сам рассуждать о возможном предательстве Луперкаля, Первого капитана до глубины души поразила сама мысль о том, что Астартес действительно могут воевать с Астартес.
После того, как Ка’Бандха ранил Сангвиния, командование легионом принял Ралдорон. Он приказал отступить к «Красной слезе», которая рухнула на поверхность планеты, и перегруппироваться. Однако к этому моменту большая часть легиона под демоническим влиянием подверглась Красной Жажде, эти воины уже не отдавали отчет своим действиям. Дальше происходит отчаянный спор Ралдорона с Азкаэллоном, который я упомянул выше. Причем для Первого капитана этот спор именно что отчаянный. Его мир буквально рухнул и единственным ориентиром остался отец. Точнее – приказы Великого Ангела, за которые Ралдорон цеплялся как за спасение.
Возможно, это отчасти помогло ему не поддаться Красной Жажде, когда на Равнинах Проклятых он ощущал кипящую ярость, готовую в любой момент прорваться из темных глубин его души сквозь заслоны дисциплины и воли. Ситуацию спасает Кано, который предположил, что вместе с другими библиариями сможет спасти отца. Кроме того, у Кровавых Ангелов обнаружилась еще одна карта, которую можно разыграть, – Таллиан Ниоба, пария, одна из немногих выживших с Сигнуса Прайм.
Понимая, что Красную Жажду в его братьях пробуждает внешнее воздействие, Ралдорон формирует истребительную группу и берет с собой парию, которая будет защищать его воинов от влияния демонов. И тут мне уже сложно однозначно сказать, что двигало Первым капитаном в большей степени. Ведь он намеревался ни много ни мало уничтожить Ка’Бандху и Кирисса. Для Сангвиния потом это не стало большой проблемой, однако же Ка’Бандха, напомню, одним ударом убил пятьсот легионеров.
Истребительной команде Ралдорона удалось пробиться в Собор, где находились демоны. Там Первый капитан узнал, что источником влияния является сержант Тагос, ставший Красным Ангелом. Ралдорон, уже сразивший бессчетное множество противников, включая Уана Харокса, капитана восьмой роты Несущих Слово, бесстрашно идет в бой против Ка’Бандхи. Демон Кхорна едва не убивает капитана, но в этот момент в собор врывается Сангвиний. Дальнейшие события нам всем хорошо известны.
Здесь стоит отметить лишь самый финал романа «Где ангел не решится сделать шаг», когда Ралдорон узнает, что это Амит в приступе Красной Жажды убил Волков. Азкаэллон сказал, что им троим придется сохранить эту тайну даже от Сангвиния ради его блага. Сначала Первый капитан приходит в ярость от осознания того, что командир Сангвинарной гвардии солгал отцу. Но затем он понимает, что так действительно необходимо. Это в очередной раз говорит нам, что Ралдорон предан Сангвинию и Императору отнюдь не фанатично. Его взгляды далеко не всегда совпадают со взглядами отца и боевых братьев, но ради единства легиона он готов переступить через себя.
Дальше Ралдорон встречается во всех книгах Ереси, где Кровавые Ангелы участвуют в ключевых сюжетных событиях, но его присутствие эпизодическое. На Макрагге он принимал участие в управлении Империумом Секундус вместе со своим отцом, затем сражался подле Великого Ангела на Пирране и Давине. Позже он был одним из военных лидеров лояльных сил во время кампании на Бета-Гармоне. Без него Сангвинию было бы значительно сложнее перегруппировывать войска, едва выживавшие под натиском армады Хоруса. Та битва была проиграна, но Кровавые Ангелы сделали главное – дали Тронному миру еще немного времени и нанесли предателям значительный ущерб.
Следом идет Осада Терры и здесь Ралдорона куда больше, особенно в «Заблудших и проклятых» Гая Хэйли. Тут у Первого капитана по-прежнему лишь одна реакция на отца – благоговение. При том, что Сангвиний обращается к легионеру «Рал» и говорит с ним, будто со старым другом. Впервые во время Осады мы видим Ралдорона в роли командующего обороной у врат Гелиоса. Его собственных воинов было немного – лишь пятнадцать отдельных отрядов, причем это были легионеры, прошедшие генное вознесение буквально на днях, прямо здесь, на Терре. Это стало возможным благодаря селенарским технологиям небезызвестной Андромеды-17.
Помимо Кровавых Ангелов в распоряжении Ралдорона находились Имперские Кулаки под командованием Максимуса Тейна и смертные части, включая несколько рот Старой Сотни. Когда началась атака на Врата Гелиоса, Ралдорон проявил себя великолепным командиром, хотя ему самому это не нравилось, ведь он «не был создан для того, чтобы отсиживаться в бастионе, ожидая врага». Отчасти по этой причине он не находился в штабном центре локации, как другие офицеры, а постоянно ходил по стене.
Я – Кровавый Ангел, а не специалист по логистике. Мое место в битве, с мечом и болтером в руках.
Однако же Ралдорон великолепно руководил обороной, он и капитан Тейн из Имперских Кулаков заслужили взаимное уважение друг друга. Любопытно, что в разговорах с Тейном Первый капитан Девятого высказывает много любопытных мыслей и некоторые его позиции весьма категоричны, хотя и мудры. Например, когда Имперский Кулак спрашивает Ралдорона, не обладает ли он частицей дара своего отца, тот говорит, что не обладает и не хотел бы, потому что это не дар, а проклятье. А когда начался полноценный штурм Врат Гелиоса, Ралдорон позволил своей ярости выйти наружу, но лишь в словах. Он открыл общий вокс для полумиллиона воинов, которыми командовал, и произнес:
Мы – кровные сыновья Сангвиния! В этот торжественный момент мы приносим свою клятву – мы не подчинимся этим пророкам! Мы отрицаем их суеверия, их кровожадных идолов, их заклинания и ужасные ритуалы! Сегодня ни один предатель не пройдет эту стену! Ни одно существо, что плюет на имя Императора! Ни один из тех, у кого поселилась в сердце скверна измены! Ни один из тех, кто стал рабом ложных богов! Мы будем сражаться за Императора до последней капли крови! За Единство и Терру!
Когда Повелители Ночи высадились на стене, Ралдорон повел в битву своих воинов, двигаясь на острие атакующего клина прямо под болтерным огнем противника. Восьмой и Девятый двигались друг на друга с поднятыми штурмовыми щитами. Сыны Кёрза обладали численным превосходством, но не были ни глупы, ни самоуверенны, чтобы рвануться в атаку, поддавшись кровожадности. Но Ралдорон их удивил. За сорок шагов до вражеского строя он приказал своим бойцам бросить щиты, перехватил клинок двуручным хватом и сам рванулся на противника.
Повелители Ночи, действуя четко и слаженно, начали теснить Кровавых Ангелов, которые, казалось, пришли сюда, чтобы умереть в беспорядочной бойне. Но разумеется, это была ловушка. Ралдорон заманил врагов в огневой мешок, подставив их под пушки внезапно появившихся дредноутов легиона. Затем в разгар схватки происходит одна из лучших, на мой взгляд, дуэлей за всю Ересь. Потому что в действительности это вовсе не дуэль.
Гендор Скрайвок на тот момент официально командовал силами Восьмого, которые примкнули к Воителю. Как мы помним, он тогда уже был одержим демоном, который сделал его невероятно сильным бойцом. Расписной Граф бросил вызов Ралдорону, ярко описав свои титулы. На что Кровавый Ангел пожал плечами и кратко ответил: «Никогда о тебе не слышал». Дальше усиленный демоном внутри себя Скрайвок атакует Ралдорона со сверхъестественной скоростью и «магическим предвидением», но все равно не может поразить Первого капитана. Любопытно, как бы закончился этот поединок, если бы демон внезапно не покинул Расписного Графа.
Скрайвок был капитаном Легиона и недурным фехтовальщиком, но Ралдорон был героем Империума, чье имя гремело по всей галактике.
Разумеется, без демонической помощи Гендор ничего не мог противопоставить Ралдорону. Почему покровитель Расписного Графа так поступил – я рассказывал в серии стримов про Восьмой. Ралдорон сбросил Скрайвока со стены и намеревался прикончить из болт-пистолета, но тот скрылся из виду и впоследствии, чтобы спасись, отдал свою душу демону.
Кровавые Ангелы отбили атаку Повелителей Ночи. Но передохнуть не получилось – сынов Кёрза тут же сменили Пожиратели Миров во главе с Ангроном. Дальше Сангвиний делает неожиданный финт – приказывает открыть Врата Гелиоса, чтобы повести воинов в контратаку и помочь смертным за стеной, которые в противном случае будут смяты. Никто не был в курсе планов Великого Ангела, и вот как отреагировал Ралдорон:
На один ужасный миг он усомнился в преданности своего генетического отца и испугался, что тот в последний момент отвернулся от Империума.
Выходит, преданность его не была такой уж абсолютной. Но едва ли это говорит о Первом капитане в негативном ключе. Скорее Хейли здесь подчеркивает его человечность и искренность. Ралдорон никогда не скрывался за добродетелями, не идеализировал мир вокруг. Он понимал, что даже лучшие могут пасть. Тем не менее, мимолетная мысль о предательстве отца напугала его. Мы можем только гадать – насколько сильно.
В финале этой битвы Кровавым Ангелам приходится отступить под натиском Гвардии Смерти и Пожирателей Миров, однако они сделали то, ради чего Сангвиний открыл врата, – спасли отступающих смертных. Ангрон же и его одаренные варпом воины не смогли преодолеть стены из-за оберегов Дворца. В дальнейшем (это уже сюжет «Сатурнина» Абнетта) Ралдорон был направлен к Вратам Колоссов для «улучшения взаимодействия между Армией и Астартес» и он внезапно показал себя великолепным дипломатом, который мог найти язык не только с боевыми братьями из других легионов, но также со смертными офицерами, у которых начали откровенно сдавать нервы.
У Колоссов Ралдорон соглашается на авантюру Хана и идет в бой за стены вместе с Пятым примархом и Константином Вальдором. Причем они трое – Ралдорон, Джагайт и Константин атакуют на острие клина. Полагаю, это исключительная честь и признак мастерства Первого капитана Кровавых Ангелов – биться подле примарха Белых Шрамов и командующего Кустодиями.
Если Вальдор был разъяренным полубогом, то Ралдорон – ангелом, демонстрирующим чудовищный ужас ничем не ограниченной ангельской сущности. Он был лицом откровения. Ангелы внушают благоговейный страх: благодать и безмятежность, которые они излучают в миг покоя, становятся ошеломляющей яростью, когда они выходят из себя.
Позже они вернулись к Колоссам, и Ралдорон продолжил свое участие в обороне в качестве одного из старших офицеров. К сожалению, на данный момент мы больше ничего не знаем об участии Первого капитана в Осаде. Нам лишь известно, что он переживет эту битву и доставит тело павшего примарха на Ваал, после чего станет первым Магистром Кровавых Ангелов. Теперь уже Ордена, а не легиона.
Завершая разговор о Корсв… да, Ралдорон действительно сильно напоминает Корсвейна. Такой же преданный, но не чуждый сомнений. Степенный и невозмутимый, но отнюдь не бесчувственный, просто хорошо осознающий, что есть мало моментов в жизни, когда вспышки неприкрытых эмоций действительно уместны. Непревзойденный мечник, великолепный командир, для которого честь и благородство – не пустые слова.
Однако Ралдорон, на мой взгляд, интереснее Корсвейна. Потому что отец не взращивал в нем душу легиона. Чистокровный сам стал этой душой. Причем каждое мгновение своей жизни он боролся с адом внутри себя (что, кстати, хорошо показано в «Заблудших и проклятых»). Но Ралдорон не просто победил этот ад, он помог многим другим сделать то же самое. Он был одним из тех, кто остановил куда больший ад на пороге Императорского Дворца. Поэтому я не могу охарактеризовать его иначе как истинного сына Великого Ангела и одного из величайших Героев Империума.
Азкаэллон
Первый Возвышенный Вестник Сангвиния, командующий Сангвинарной гвардии, второй легендарный Чемпион Девятого легиона, чей ореол славы лишь немногим уступал таковому у Ралдорона. Впервые увидев Азкаэллона в бою, Великий Ангел осознал необходимость создания Ордена, члены которого могли бы стать телохранителями примарха, его великолепными стражами и вестниками его воли.
Азкаэллон, которого на протяжении основных событий Ереси мы практически всегда видим рядом с Ралдороном, одновременно отличается от Первого капитана по своей сути, и в тот же момент как раз по сути своей они близки даже сильнее чем братья, в чьих жилах течет одна кровь. Ангельская кровь. Вот, что о нем думал сам Ралдорон:
Азкаэллон был суровым командиром и ни перед чем не отступал. Между воинами первой роты и Сангвинарной гвардией часто возникали трения. Гибкий стиль Ралдорона шел вразрез с отчужденным и жестким поведением Азкаэллона, и оба воина предельно отражали эту разницу.
Обратите внимание, что Ралдорон был немногословен и холоден, тогда как Азкаэллон – суров и отчужден. Безусловно, командующий Сангвинарной гвардией не был душой и сердцем легиона, как Первый капитан. Он был одновременно чем-то большим и чем-то меньшим. Возможно – душой и сердцем Великого Ангела?
Азкаэллон был рекрутирован в легион на Ваале Секундус. К сожалению, мы ничего не знаем о его становлении, но нам известно кое-что более важное. По возможности каждый год на Ваале Сангвиний проводил ритуальный поединок между лучшими воинами Девятого. Эта традиция называлась Буря Ангелов. Для нее на ваальской твердыне легиона был организован большой зал с арочными проходами и двумя статуями императора по бокам от размещенного в центре дуэльного камня.
Во время Бури Ангелов Сангвиний восходил на дуэльный камень, закрывал глаза и оставался недвижим. После этого в зал входили два воина, которые по обоюдному согласию выбирали себе роли – Алчущий Крови или Спаситель. Цель Алчущего Крови заключалась в том, чтобы убить примарха. Кроме шуток, не ранить, а именно убить. Спаситель должен был любыми средствами этого не допустить. При том, что сам Сангвиний не защищался.
Об этом ритуале мы знаем из двух рассказов – «Добродетели сынов» и «Грехи отца» Энди Смайли. В обоих историях Алчущим Крови выступает Амит, о котором мы еще поговорим сегодня, а роль Спасителя берет на себя Азкаэллон. В рассказах не упоминается, что кто-то кроме них вообще участвовал в этом ритуале. Также мы не знаем финала ни одного из поединков (а это определенно два разных поединка, потому что в «Грехах отца» бой проходит не на Ваале, а на Макрагге).
Азкаэллон никогда не спешит, он оценивает противника перед боем и взвешивает все возможности. Возвышенный Вестник больше всего ценит упорство и стойкость, а не ярость и напор. Так он сам об этом говорит:
Я привык к терпению, необходимому, чтобы защищать отца – воителя, которому вряд ли когда-нибудь потребуется моя помощь.
А вот, как сам Сангвиний оценивает своего сына:
Азкаеллон, главный из сангвинарных гвардейцев – мой величайший защитник. Золото и бронза его брони отражают чистоту в его сердце. Его ведут долг и гордость, он искусный мечник, все его движения взвешены и сбалансированы.
Нет сомнений, что воля Азкаэллона даже крепче, чем у Ралдорона. Ни на Сигнус Прайм, ни позже на Терре, когда Красная Жажда начинает шевелиться в душе Первого капитана, у Вестника нет проблем с самоконтролем. В этом он действительно безупречен. Но, как и Ралдорон, этот воин сложнее, чем кажется. Сангвиний видел его единственную слабость и пытался исправить ее. Это хорошо показано в их диалоге из уже упомянутого рассказа «Грехи отца»:
– Ты сражаешься только чтобы защищать, не задумываясь о том, к чему может привести выживание.
– Я сражаюсь за легион, в память об Императоре и ушедшем Империуме, – начал спорить Азкаэллон.
– Нет, – Сангвиний покачал головой, – ты сражаешь за свою честь, за меня.
Азкаэллон выглядел так, будто слова причинили ему физическую боль.
– Разве есть что-то важнее?
– Это качество не грех, и оно сослужило тебе хорошую службу. Но этого недостаточно. Когда новый Империум падет, и мы все падем вместе с ним… Когда меня не станет – за кого ты будешь сражаться?
– Повелитель, этого не… – в глазах Азкаэллона загорелась злость.
– Ты так уверен в будущем, которое было скрыто даже от моего отца?
– Повелитель…простите меня, – Азкаэллон склонил голову.
Этот изъян в душе Азкаэллона немногие сочтут изъяном. Чтобы подтвердить его, мы еще раз вернемся на Сигнус Прайм, но позже. Сейчас рассмотрим другой эпизод из жизни Азкаэллона до Ереси. В какой-то момент Сангвиний, понимая, что Возвышенному Вестнику нужно научиться чему-то важному, стать более гибким в своем видении мира, отправил его сразиться в братской дуэли с Люцием, который к тому моменту уже был лучшим мечником Детей Императора и слава о нем облетела все легионы Астартес.
Азкаэллон нашел Люция на Генвинки, мире бесконечных дождей. Дети Императора и небольшой контингент Кровавых Ангелов проводили совместную кампанию по зачистке мира от очередного осколка человеческой цивилизации, отказавшегося принимать Согласие. За день до начала кампании Азкаэллон и Люций сошлись в бою под взглядами сотен воинов из Третьего легиона. Люций, как всегда, вел себя развязно и напыщенно, он был уверен в победе, но не демонстрировал презрения к оппоненту. А когда начался бой, он сражался всерьез, в полную силу, чтобы не допустить даже вероятности поражения.
Азкаэллон отлично понимает, что Люций лучше него как мечник, поэтому Кровавый Ангел дважды идет на хитрость. Сначала он распаляет противника:
Твоя безмятежность – клинок, закутанный в шелка. Ты напоминаешь мне моего брата, Амита, который так же переполнен злостью. Но ему хватает отваги принять её.
Люций слышал об Амите и его уязвляет такое сравнение. Поэтому он бросается вперед, но даже в ярости будущий Вечный сражается безупречно. А для Азкаэллона это шанс на победу, потому что он массивнее и физически сильнее. Он сближается с противником, отбрасывает собственный клинок, блокирует его меч руками и пытается атаковать головой в лицо (они сражаются без шлемов). Люций чудом уворачивается и разрывает дистанцию. Он возмущается поведением противника, говоря, что победа до первой крови – значит до первого пореза клинком.
Азкаэллон продолжает наступать, но вдруг понимает, что у него в руках нет оружия, тогда как клинок Люция при нем. Сын Фулгрима говорит, что бой окончен, но Вестник продолжает идти на него. Несколько мгновений Люций инстинктивно пятится, потом останавливается, готовый дать противнику первую кровь, раз он так этого хочет. Но Азкаэллон хочет не этого. Он бросается на Люция, который, отступая, не заметил, что подошел к краю платформы. Мечник успевает полоснуть оппонента по щеке, но через мгновение они оба уже летят в бушующие воды Генвинки:
– Ты проиграл! – отчаянно, словно умоляя, кричит Люций, перекрикивая ветер.
– Я знаю.
Я улыбаюсь и развожу руки. Нас раскидывает в стороны. Я закрываю глаза и наслаждаюсь, чувствуя спокойные прикосновения дождя, несущего меня к морю. Да, Люций победил в поединке, но он жаждал другой победы. Восхищение, обожание и преклонение боевых братьев – вот за что он боролся. Когда нас подберут, порез на моей щеке уже исцелится, мгновение триумфа пройдёт. Его победу, как и всё остальное на планете, смоют океаны Генвинки.
План Сангвиния сработал. В поединке с Люцием Азкаэллон научился тому, что защитить, спасти, выстоять – порой этого недостаточно. Воин демонстрирует это в следующей ритуальной дуэли с Амитом, и Великий Ангел видит перемены в сыне, которых добивался. Но важнее, чем эти перемены обратятся позже, во время настоящего испытания, на Сигнус Прайм. Однако прежде был Мельхиор.
Когда после завершения кампании Алотрос поддался Красной Жажде, Азкаэллон тут же изолировал локацию и выступал против того, чтобы в этом участвовал Сангвиний. Он не хотел, чтобы событие причинило боль его отцу. Когда же вместе с Великим Ангелом из разрушенного здания вышел Хорус, Азкаэллон пришел в ярость и обвинил в бесполезности воинов Ралдорона, которые должны были оцепить периметр. Когда Первый капитан резонно заметил, что сержант Зуриил, заместитель Азкаэллона, тоже не заметил Луперкаля, Вестник посулил сержанту суровое наказание и Ралдорон в этом не усомнился. Кстати, отмечу, что в легионной иерархии Азкаэллон стоял выше Ралдорона.
Этот эпизод важен тем, что показывает нам фанатичность Азкаэллона, который готов солгать отцу, укрыть от него истину, чтобы таким образом защитить от боли и страданий. Безусловно, его преданность делает ему честь, но Великий Ангел верно заметил, что такое рвение может оказаться слабостью воина.
Спустя несколько лет после Мельхиора Азкаэллон был направлен во главе оперативной группы Игнис на планету Нартаба Октус, где располагалась научная колония. Ученые Нартаба Октус проводили уникальные разработки и могли иметь сведения, которые помогли бы Красным Ангелам в преодолении Красной Жажды. Однако колония оказалась разрушена Темными Эльдарами, которых оперативная группа истребила. В этой битве отличился апотекарий Мерос, который сумел в одиночку одолеть целый отряд Эльдаров. Азкаэллон был восхищен его стойкостью.
На Нартабе Октус Азкаэллон принял сообщение с «Красной слезы» о том, что легион по приказу Хоруса движется к Сигнус Прайм. В этот момент на оперативную группу выходит Наблюдательная Стая Космических Волков под командованием Хелика Красный Нож. Хелик направился к Нартабу потому, что здесь размещался ближайший отряд Кровавых Ангелов, который он смог обнаружить. Несмотря на уклончивые ответы Хелика и неоднозначность приказов Сигиллита, Азкаэллон позволил Волкам присоединиться к своей группе.
Что примечательно, Азкаэллон обратил внимание на присутствие в отряде Хелика Рунического жреца. Вестник отметил необходимость соблюдения Никейского Эдикта для всех без исключения, на что вожак Наблюдательной Стаи ответил традиционно, мол, это не варп, а Сила Фенриса. Азкаэллона ответ не устроил, но большего он от Хелика добиться не смог. Вестник некоторое время размышлял о том, чтобы отправить весь отряд Волков в корабельный карцер, но в итоге решил, что они не могут представлять угрозы. Однако же Вестник ни в коем случае не доверял гостям. Для него вообще не существовало такого понятия как «доверие», на что указал сам Сангвиний в разговоре с Ралдороном:
Азкаэллон возглавляет мое Сангвинарное воинство, потому что он никому не доверяет и везде видит угрозу.
Оперативная группа Азкаэллона присоединилась к основному флоту перед последним прыжком к Сигнусу. На протяжении всей кампании он присутствовал подле Сангвиния вплоть до падения «Красной слезы» на Сигнус Прайм. После того, как Ка’Бандха ранил Сангвиния, между Ралдороном и Азкаэллоном произошел спор, который я уже упомянул выше, но лишь с позиции Первого капитана.
Азкаэллон понимал, что все они обречены без помощи отца, но у них еще есть шанс спасти Великого Ангела. Он предложил эвакуировать примарха и дестабилизировать ядро «Красной слезы», чтобы уничтожить проклятый мир. Ралдорон на это заметил, что у них недостаточно кораблей, чтобы эвакуировать с Сигнуса Прайм всех воинов. Вестник промолчал. В этот момент Первый капитан понял, что Азкаэллон готов пожертвовать любым количеством боевых братьев ради шанса спасти Сангвиния. Вот финал их спора:
– Ты бесчувственный ублюдок! Ты бы пожертвовал собственными людьми?
Азкаэллон встретил его гнев с холодным пренебрежением.
– Я на все пойду ради жизни Сангвиния. И считаю, что ты или я, или любой другой брат, который носит багровое, готов стать расходным материалом, если того потребует жизнь Ангела! Ручаюсь, ты не найдешь ни одного воина в легионе, который с готовностью не перережет собственное горло, чтобы спасти его!
– Я не позволю! – рука Первого капитана неосознанно опустилась на медный эфес силового меча, висящего на бедре.
– Этот выбор никогда не принадлежал ни одному из нас.
Оба выхватили оружие и готовы были сразиться (Азкаэллон бился глефой). Но затем пелена ярости отступила и воины опустили оружие. Дальше, как я уже рассказал, появился библиарий Кано и предложил альтернативное решение. Азкаэллон согласился на нарушение Никейского Эдикта ради отца, но предупредил, что если действия библиариев вызовут у него хоть каплю сомнений, их головы отделятся от тел.
В финале этой кампании есть еще один важный для нас эпизод. Азкаэллон узнает о том, что Амит и его воины, поддавшись Красной Жажде, убили Космических Волков. Вестник не позволил этой информации распространиться и скрыл ее от Сангвиния. Вот часть их диалога с Ралдороном и Амитом:
– Тела воинов Красного Ножа нашел Верховный хранитель Берус. Он, как и я, понял, какую важность представляет причина их смерти. Я принял меры.
На лице Амита было видно замешательство.
– Что он имеет в виду?
– Он сохранилв тайне от Ангела твою… ошибку.
Амит повернулся к Азкаэллону, размахивая мечом.
– Ты не имел права!
Воин в золоте бросился вперед и схватил острие клинка, зажав его пальцами.
– Я имею полное право! – прорычал он. – Я – магистр Сангвинарной гвардии, и мой долг – во всем защищать примарха!
– Ты солгал, – разозлился Ралдорон. – Самому Сангвинию!
– Я только скрыл правду ради нашего повелителя и легиона, – он оттолкнул клинок. – Я сделал это, чтобы защитить нас!
Миг ярости прошел, и Азкаэллон снова стал холодным и сдержанным.
– И вы сделаете то же самое, мои братья.
Дальше Азкаэллон пояснил, что Сангвинию нельзя знать о действиях Амита не только потому, что он посчитает это своей виной и будет казнить себя. Но еще потому, что он не сможет солгать Руссу и это даст Волкам повод не доверять Кровавым Ангелам, что в условиях гражданской войны может стать большой проблемой. Похоже, Вестник все же выучил урок, который ему преподал Сангвиний. Он научился гибкости. Оправдывает ли это тот факт, что он солгал отцу? Для него – в полной мере, и едва ли мы имеем право винить за это Азкаэллона.
На Макрагге Вестник, как и положено командиру Сангвинарной гвардии, лично охранял покои Императора Регис. Поэтому он столкнулся в бою с Конрадом Кёрзом, который пытался пробраться к Великому Ангелу. Конечно, легионер не мог противостоять примарху, Кёрз ранил его и оглушил, используя бессознательного Азкаэллона в качестве заложника, чтобы показать Сангвинию свои видения. Затем он оторвал Вестнику руку, сильно изувечил воина и выбросил его с балкона. Сангвиний предпочел спасти сына, а не преследовать Ночного Призрака.
Азкаэллон достаточно быстро восстановился. В дальнейшем он присутствовал, когда Триумвират Империума Секундус судил Кёрза. Во время пребывания на Макрагге он завязал близкие отношения с Ольгином из легиона Темные Ангелы. А также с Драком Городом из Ультрамаринов. Позже, когда три легиона покинули Ультрамар, Азкаэллон сражался подле Сангвиния на Пирране и Давине, где он изо всех сил старался спасти отца от Мадаила. Затем, во время кампании на Бета-Гармоне Вестник возглавил атаку на звездный форт «Наковальня» и отбил его у предателей. Однако он едва успел отступить, когда осознал, что форт был ловушкой.
В Осаде Азкаэллона значительно меньше, чем того же Ралдолона. Мы видим его лишь в нескольких эпизодах, где он постоянно заботится об отце, выступая против того, чтобы Сангвиний не только летал над стенами, но даже просто выходил на улицы Императорского Дворца. Сангвиний мягко не соглашался с этой излишней опекой, на что Азкаэллон с горечью в голосе сказал:
Вы не бессмертны, мой повелитель.
Трудно даже представить, чего Вестнику стоило произнести эти слова и признать их истинность. Тем не менее, Сангвиний все равно и летал над стенами, и спускался вниз. А когда он объявил, что возглавит Кровавых Ангелов за стенами, Азкаэллон дал волю эмоциям, но все же не посмел остановить отца.
О дальнейшем участии командира Сангвинарной гвардии в событиях Ереси нам доподлинно неизвестно. Лишь из пятого Кодекса Кровавых Ангелов мы знаем, что когда Сангвиний отправится на «Мстительный дух», он возьмет с собой всех Сангвинарных гвардейцев, но Азкаэллону прикажет остаться. Позже именно Азкаэллон будет руководить разделением легиона на Ордены.
Завершая разговор об этом персонаже, справедливо резюмировать, что едва ли по яркости и колориту он уступает Ралдорону. Внешне Вестник куда холоднее Первого капитана, но ярость в его крови бурлит сильнее (в конце концов, он поддался Красной Жажде на Сигнус Прайм, как и Амит). Однако Азкаэллон динамичнее Ралдорона. В том смысле, что Чистокровный великолепен на протяжении всей своей истории, тогда как командир Сангвинарной гвардии меняется. Он учится на своих и чужих ошибках, становится более гибким (как в бою, так и в мыслях), обретает мудрость.
Неизменной остается только его бесконечная преданность отцу, беззаветное обожание, в каком-то смысле даже слепое. Но, возможно, именно оно спасло Сангвиния от множества опасностей и ошибок, которые, кто знает, могли бы изменить судьбу Великого Ангела и всего Империума далеко не в лучшую сторону.
Амит
Рассказ об этом Кровавом Ангеле я хочу начать с его собственных слов:
Ты думаешь, что мы ангелы света и надежды? Что ж, надеюсь, ты никогда не узнаешь правду о том, что твои ангелы в красном не красят свои доспехи.
У нас нет точных сведений о происхождении Насира Амита. Но, исходя из его поведения и явных отличий (во всем!) от других известных Кровавых Ангелов, многие полагают, что он один из немногих терранцев, доживших до эпохи Ереси. Я склонен согласиться с этой мыслью, потому что Амит действительно сильно отличается от своих братьев. Обратите внимание – даже именем. В реальности имен Ралдорон и Азкаэллон не существует. Но имя Амит есть, оно индийское по происхождению и в данном случае на 100% «говорящее». С хинди «амит» переводится как «не имеющий границ». И это великолепно характеризует воина, про которого его брат и отец говорили:
– Брат Амит всегда доходит до крайности, – сказал Ралдорон.
– Да, – ответил примарх, – и поэтому я держу его рядом. Мой свирепый сын не омрачен заботами, которые слишком сильно занимают других. Как я и мои братья – частицы олицетворенной воли моего отца, так вы, мои сыновья, – частицы меня. Поэтому Амит говорит то, что никто другой не осмелится сказать.
Позже в романе «Где ангел не решится сделать шаг» Сангвиний и Ралдорон еще раз вернутся к Амиту:
– Рал, – обратился он к первому капитану. – Я тебе говорил, почему приблизил к себе капитана Амита?
– Иногда я думал об этом, – осмелился ответить Ралдорон.
– Ты, – сказал ему Сангвиний, – тебя я держу рядом, потому что ты близок к сердцам моих сыновей, как камень к песку. Берус – Верховный хранитель, потому что он знает наши традиции и душу легиона, словно она живое существо. Азкаэллон возглавляет мое Сангвинарное воинство, потому что он никому не доверяет и везде видит угрозу. Но Амит… – он сделал паузу. – Капитан Амит всегда будет говорить то, что у него на уме, никогда не колеблясь, даже если будет отлично понимать, что это повлечет выговор.
Насир Амит, также известный среди легионов Астартес как Расчленитель, считался одним из лучших воинов не только в Девятом. Он не знал себе равных в штурмовой тактике и рукопашных схватках. Я уже упомянул рассказы «Добродетели сынов» и «Грехи отца» Смайли, где в ритуальном поединке Азкаэллон выступает защитником Сангвиния, тогда как Амит нападает. Причем Сангвиний акцентирует внимание на том, что Расчленитель не сдерживается, он бьет во всю силу, совершенно не опасаясь, что Вестник не успеет отвести очередную атаку от примарха. В этот момент Великий Ангел видит своего сына таким:
Амит, капитан пятой роты, прирожденный воин. Он будет сражаться, пока не погаснут звезды. Его броня покрыта кровью и выбоинами, которые могли бы стать шрамами на душе любого другого. Он – разрушитель, бьется с яростью берсерка, от его жестоких ударов нет защиты.
Тем не менее, Азкаэллон, выкладываясь по полной, умудряется защитить отца от атак Амита. Хотя, как я уже сказал, у нас нет сведений о том, как закончился хотя бы один из этих ритуальных поединков. Зато мы знаем, что когда Девятый примарх увидел изъян в Азкаэллоне, он также увидел изъян в Амите, который никогда не останавливался. Тогда Сангвиний решил столкнуть его с точно таким же воином, берсерком, который легко теряет контроль, но при этом не теряет мастерства. Кстати, это отлично видел и Азкаэллон, который так оценивал брата:
В это мгновение я начинаю уважать то, как сражается Амит. Ведь потерять контроль и при этом продолжать владеть собой сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Звучит как оксюмороном – потерять контроль, но продолжать владеть собой – однако позже становится ясно, что имеет ввиду Вестник. Когда Сангвиний послал Азкаэллона сразиться с Люцием, он одновременно отправил Амита провести братский поединок с Кхарном из Пожирателей Миров. Расчленитель со своей ротой нашли Двенадцатый на безымянном мире, который не желал принимать Согласие. После быстрой и успешной кампании два легиона решили провести почетный поединок между двумя чемпионами. Кроме Амита из Кровавых Ангелов на это претендовал сержант Баракиил. Расчленитель сразился с ним и легко победил.
Они с Кхарном сошлись в скалистом лабиринте. Из этого поединка мы узнаем много любопытных деталей. Например, Кхарн упоминает, что бился с Азкаэллоном, хотя и не говорит, кто вышел победителем. Когда Пожиратель Миров выбирает цепной топор, Амит берет цепной тесак, как истинный мясник, любитель грязного ближнего боя. Правда, оба они все равно отбросили оружие уже спустя несколько ударов и схватились врукопашную.
В какой-то момент воины понимают, что сдерживаются. Кхарн не хочет поддаваться Гвоздям, а Амит – своей врожденной ярости. И в этот момент Насир делает важное наблюдение:
– Истинную ярость невозможно подделать. Она в крови, – и тогда, заглянув в глаза Кхарна, я понял, что ошибался. При всей своей злости мой гнев был частью меня, но ярость Кхарна была вынужденной, вымученной, оскорблением плоти. Его разум был не создан для таких испытаний.
Вспоминая сольник Ангрона, милосердие и гуманность Двенадцатого примарха до Гвоздей, становится понятно, что Амит действительно увидел суть Кхарна, который не был создан берсерком. В нем текла кровь благородного воина, а его геносемя было сотворено, чтобы защищать людей, забирать их боль и страхи. Причем буквально.
Дальше Кхарн все же поддается Гвоздям, а Расчленитель едва не дает волю Кровавой Жажде, но сдерживается в последний момент. Что интересно – в этом его помогает возникший перед глазами образ Сангвинарной гвардии и Азкаэллона:
Я нашёл в себе силы улыбнуться. Мой брат никогда не побеждал меня в бою, но всякий раз переживал мою ярость.
Эти слова я не могу трактовать иначе, кроме как удивительную способность Азкаэллона сдерживать Амита в те моменты, когда тот забывался, становясь воплощением чистой ярости. Вряд ли он поддавался Красной Жажде в полной мере, но частично отдавал ей себя – это уж точно. Тем не менее, в поединке с Кхарном он понял, что это его погубит. Поэтому когда Пожиратель Миров бездумно набросился на него, Амит экономил силы и ждал.
Он атаковал, когда увидел возможность переменить ход поединка. К этому моменту Кхарн уже сломал Амиту ребра, но тот изуродовал лицо оппонента и едва не раскроил Пожирателю Миров череп о камни (при этом сломав собственный кулак и локоть). И все же в финале Амит не мог подняться, а Кхарн мог, хоть и едва-едва. Прежде, чем отключиться, Кровавый Ангел выдохнул: «Ничья».
Позже во время ритуального поединка с Азкаэллоном Амит покажет, чему научился у Кхарна. Некоторое время он будет действовать сбалансировано, но потом все равно переключится на обычный для себя бешеный ритм боя. Сангвиний увидит эти мгновения перемен и поймет, что его сын выучил урок, но при этом остался самим собой.
Как и двух уже рассмотренных персонажей, в основной арке Кровавых Ангелов мы встречаем Амита на Мельхиоре, где он особенно не выделяется. Здесь для нас ценна лишь краткая мысль Ралдорона:
Из всех капитанов легиона Амит и его рота имели репутацию наиболее кровожадных. Не один раз пятой объявляли выговор за неоправданно рьяное преследование врагов. Неспроста прямолинейный офицер заслужил прозвище Расчленитель и, имея возможность отречься от эпитета, принял его. У Амита была натура хищника, в нем клокотала едва сдерживаемая агрессия. Ралдорон видел ее много раз выпущенной на волю на полях сражений.
Затем идет Никея, где Сангвиний взял с собой на Совет Ралдорона и Азкаэллона, но Амита оставил охранять пустые покои. Расчленитель не сильно обиделся, потому что понял, в чем дело. Позже за кувшином вина в разговоре с Ралдороном он признал, что не стал бы молчать. Амит поддерживал библиариум, хотя сам не был псайкером. Сангвиний, зная своего сына, не сомневался, что тот не побоялся бы перечить самому Императору и кто знает, чем бы это все закончилось. Ралдорон согласился с разумностью этого довода, подумав:
Никто не смеет повышать голос в присутствии Императора.
Амит бы посмел. Он вообще «смел» многое, за что его и ценил Великий Ангел. Но к этому мы еще подойдем. После Никеи по хронологии идет Кайвас, где Амит был поставлен командовать одним из пустотных кордонов, но не удовольствовался ролью стратега, поэтому лично сел за пульт управления орудиями своего фрегата, безжалостно расстреливая орочьи суда.
Во время кампании на Сигнусе Амит сначала спасает воинов сержанта Кассиила на Холсте, затем предлагает тайную поддержку Кано, узнав, что тот собирает бывших библиариев. Но ярче всего суть Расчленителя проявилась после падения «Красной слезы» на Сигнус Прайм, когда Сангвиний созвал воинов на оперативный совет. Этот эпизод я вынужден процитировать полностью:
– Криду может не доставать мужества, – сказал Ралдорон, прервав свое молчание, – но у него нет причин вести нас на погибель.
– Ты мыслишь узко, Первый капитан, – ответил Амит. – Не Танус Крид задумал все это. Он исполнитель, а не руководитель.
– Эреб? – не раздумывая, назвал имя Азкаэллон.
Амит покачал головой.
– Берите выше, братья. Кто направил нас сюда?
– Осторожнее выбирай свои следующие слова, – произнес примарх, став абсолютно неподвижным.
Капитан безрадостно рассмеялся.
– Вы знаете, что это не в моем характере, повелитель. Я должен сказать то, в чем убежден, а я убежден, что Воитель направил нас сюда с ложью на устах, прекрасно зная, что он…
Золотой доспех сверкнул молнией, и Мерос вздрогнул от треска удара металла о керамит и громкого хлопка белых крыльев. Амит вдруг растянулся на полу с новой вмятиной на своем потрепанном доспехе, а над ним стоял Сангвиний. Ангел двигался так быстро, что апотекарий едва заметил движение, в результате которого Амит был сбит с ног ударом эфеса огромного меча. Красный клинок теперь находился в руках примарха, острие прикоснулось к обнаженному горлу капитана.
– Ты будешь молить о прощении за клевету на моего брата Хоруса, – яростно произнес примарх, его облик был ужасен, – а затем я сдеру с тебя этот доспех и назначу наказание.
У Мероса перехватило дыхание от ледяного гнева, с которым эта угроза была произнесена.
– Н… не буду, – с трудом выговорил Амит, губы покрылись пятнами крови, в этот миг Расчленителю понадобилась вся его отвага. – Демоны знали о нашем прибытии. Кто им сказал?
Амит первым понял, что происходит и прямо заявил об этом, не убоявшись гнева примарха и его клинка у собственной шеи. Он убедил Сангвиния в своей правоте, правда здесь ему помог Хелик Красный Нож, который наконец рассказал, что Русс прямо сейчас идет к Просперо. После этого эпизода становится понятно, что Великий Ангел не зря отстранил Расчленителя от участия в Никейском Совете. Этот парень действительно мог повысить голос на Императора.
О дальнейшем участии Амита в той кампании я уже рассказал. Когда Сангвиний был ранен, вся Пятая рота поддалась Красной Жажде, причем Расчленитель напал на Волков и убил их. Азкаэллон солгал примарху о смерти Хелика, за что Амит набросился на брата с оружием, но после того, как Ралдорон согласился с доводами Вестника, Насир тоже остыл. Но вину за свои деяния он будет нести вечно, как в конце разговора отметил Азкаэллон.
На Макрагге мы Амита вообще не видим, он вновь появляется уже в «Гибельном шторме» Аннандейла, где примечательна битва на Пирране, во время которой Сангвиний обратил внимание капитана на то, чтобы тот держал себя в руках. Рота Расчленителя билась в авангарде, обогнав даже примарха:
Гнев пустил глубокие корни в душе Амита и стал частью капитана, но это была не Жажда, а призрак благородства Кровавых Ангелов, воплощение жестокости войны. Легион стремился к солнцу, но не гнушался кровопролитием. И прямо сейчас гнев 5‑й роты лучше всего выражал сущность Девятого.
Дальше был Давин и Терра, а во время кампании в системе Бета-Гармон Насир командовал лояльными силами в Битве за Никрон (Бета-Гармон II). Во время Осады Амит снова теряется. Он определенно принимает активное участие в обороне, причем где-то в первых рядах (иначе и быть не может), но в актуальных книгах цикла о нем почти ничего не говорится.
Мы знаем, что капитан пережил Ересь и вместе со своей ротой преследовал отступающих еретиков, истребляя их без намека на жалость. Позже Азкаэллон назначил его Магистром одного из пяти Орденов-наследников Девятого легиона. Этот Орден так и назвали – Расчленители. Дальше Амит присутствует в романах «Плоть Кретации» Энди Смайли и «Красная Ярость» Джеймса Сваллоу. Насир глубоко переживает гибель отца и разделение легиона на Ордены. Однако он никому не показывает свою боль, замешанную на глубоком чувстве вины, пряча ее за неконтролируемым гневом.